Василий Кононов-Гредин: «Современный художник - не демиург, а связующее звено между многими людьми»

Галерея pop/off/art предcтавила проект молодого художника Василия Кононова-Гредина «Антиформы». Экспозиция включает специально созданные для выставки художественные объекты, скульптуры и инсталляции, объединенные идеей потенциальности вещей, окружающих нас в повседневности. Художник концептуально пересматривает разного рода предметы, посредством их механической пересборки, обращения к их составным частям и логике использования. Автором пересобраны, например, бензопила, фитнес-тренажер, автомобиль, которые обретают новые формы в пространстве галереи именно в результате художественных манипуляций. Выпускник БАЗЫ, участник Уральской биеннале, представил новый тип скульптур, собранных из бытовой техники, банкомата и даже автомобиля 80-х годов. Эти пересобираемые редимейды, в духе откровений радикального авангарда, указывают на парадоксальность предметного мира, возможности его переосмысления силой искусства. Каждый объект может быть собран обратно, а может оставаться произведением искусства, приобретая концептуальный характер и открывая возможности для интерпретаций «что же это все значит», когда смысл конструируется в процессе прочтения. Елена Рубинова поговорила с художником, как из академического живописца он переключился на contemporary art и как нынешняя трансформация арт-сферы отражается на художественной практике.

Василий Кононов-Гредин (1990, Уржум, Кировская область) – современный художник. Окончил Вятское художественное училище, институт современного искусства «БАЗА». В своих работах обращается к большим формам, пространству тотальной инсталляции. Работает со скульптурой, видео, объектами, живописью, звуком. В своих работах исследует границы ритуала, поднимает тему времени, изменчивости и двойственности человека, дуализма духа и тела. Исследует субъектность, место индивидуального опыта, глубинную память и границы автономии в их взаимодействии с политическими, культурными, физическими и другими условиями, а также с процедурами связи, инфраструктурами знаний и системами администрирования чувственного и социального. Лауреат грантовой программы музея современного искусства «Гараж» (2019, Москва), лауреат Aesthetica artprize (2020, York). Участник 6-ой Уральской Индустриальной биеннале современного искусства (2021). 

Василий, у Вас классическое художественное образование и в одном из интервью вы рассказывали, что до поры до времени, можно сказать, были «практикующим живописцем». Когда Вам стало тесно в двухмерном пространстве?

Василий Кононов-Гредин: На каком-то этапе я понял, что я больше не хочу быть живописным фотоаппаратом, а совершать некоторый отбор. Когда я писал пейзажи, для меня было важным писать природу так, как будто в ней вообще отсутствует человек. Ну, запечатлеть так, словно бы я приземлился на эту планету и вот мой взгляд, но иногда даже на пленере бывало трудно оказаться без людей, пусть и случайных. В работах, которые можно назвать классическими живописными, я старался искать личный подход.

Что послужило импульсом для того, чтобы перейти к другим медиа?

Василий Кононов-Гредин: В какой-то момент я занялся копированием старых мастеров – копировал Да Винчи, Микеланджело, скрупулезно повторяя их технику – а она сложнейшая. Много занимался самообразованием по книгам. Была одна работа в технике лессировки, которая в итоге дает эффект сфумато, а число слоев краски может доходить до 30. Я работал над ней около 3 лет, проводя с картиной по 3-4 часа в день – мне хотелось вложить в нее все, что я умею и могу. А до этого были и другие законченные живописные работы, которые тоже шли годами. Но потом я почувствовал себя частью рутинного процесса, который я сравнил скорее с бюрократией – словно я заполнял какие-то справки или формы.

Я подходил к холсту и, выполняя одни и те же действия, понял, что следование формальным законам живописи стало меня просто душить.

Что уже три года делаю то, что мне на самом деле не нравится делать. У меня снова произошел переход к абстрактной живописи, с чего я, собственно, начинал. Учась на 1-2 курсе, я сначала писал яркие, свободные работы в духе абстрактного импрессионизма. Пока не было подавленности академизмом, в работах сохранялась какая-то непосредственность восприятия цвета, что-то детское в этом было.

Это произошло до обучения в институте Baza?

Василий Кононов-Гредин: Задолго, года за четыре до моей учебы там. Я тогда сделал выставку со своими масштабными абстрактными полотнами (самый большой холст был 6х3 метра) у себя дома, в Кирове, у меня было место, где я мог попробовать такой эксперимент. Это, наверное, можно назвать моей первой тотальной инсталляцией, в которой с помощью холстов оказалось возможно наэлектризованное, страстное высказывание, и впервые я использовал саундтреки. Это и был для меня первый опыт иного комплексного языка, где живопись была только частью проекта.

Какие художники или проекты послужили моделью для такого высказывания?

Василий Кононов-Гредин: Я бы сказал, что понимание, что можно делать для меня уходит скорее не в contemporary art, а в искусство 1930-60 х годов. А одним из таких внешних импульсов к тому, чтобы перейти из живописи в 3D, послужил open call, на который мы подали с моим товарищем, учившимся в Санкт-Петербурге. Я придумал концепцию проекта, и с этого момента пришло понимание, что можно говорить картинами и объектами за пределами сугубо живописного языка, когда звук, изображение и объекты рождают что-то третье. Мне снова стало интересно. Я решил сделать проект «Эдем», который пока нигде не показывался, но именно с него начинается моя художественная практика, в которой я понял, как я могу говорить о насущном и о сегодняшнем. И с этой точки для меня пошел новый отсчет.

В нынешних драматических обстоятельствах масштабная инсталляция «Русская смерть» (2021 год), выставлявшаяся в Музее ART4 выглядит почти пророчески – это какое-то художественное предвидение, интуиция? Как родился этот проект?

Василий Кононов-Гредин: По времени да, выставка совпала с пандемией, но на самом деле, проект родился раньше, и, если обобщить, то это такое исследование понимания смерти в русской культуре. Для меня это проект не про то, как все плохо, а скорее такое мифологическое толкование в духе Проппа (прим. В.Я. Пропп – исследователь фольклора и мифологии). В основе – мои наблюдения за заброшенными деревнями, что и как происходит, поскольку я с юности ходил в экспедиции с краеведческим клубом, который исследует тему умирания деревень на севере моей области (прим. Кировской области).

У меня был перерыв лет восемь, наверное, а потом я снова там побывал, и родилась идея проекта. Члены этого клуба собирали росписи столетней давности, стараясь сохранить т.н. вятскую роспись из деревенских домов – деревянные панели с цветами, с птицами, со львами. Материалы для проекта тоже были собраны в экспедициях, какие–то иконы мне просто дарили люди. Долгое же время это были объекты, которые должны были быть исторгнуты из общественной жизни. Когда мы приступили к монтажу, собралась целая гора.

Ведь сплошь и рядом, когда в доме не живут, спустя 20 лет крыша падает, погребая все под собой, в том числе и эти артефакты. Но благодаря энтузиастам это сохранилось, и я очень рад, что у меня с детства была возможность принимать в этом участие. Если понимать отношение к смерти, то и лучше понимается отношение к жизни. На севере свои ритуалы и ухода из жизни, и как сопровождают умершего.

Иными словами проект не был предвидением тех катаклизмов, которые мы проживаем последние годы?

Василий Кононов-Гредин: Я ничего специально не делаю, просто так совпало. Катаклизмы случаются постоянно, а тема смерти больше и глубже любого катаклизма и остается независимо от катаклизмов.

Многие ваши проекты довольно сложно устроены технологически и выглядят как большой production. Как эти долгоиграющие проекты делаются?

Василий Кононов-Гредин: Пока это скорее мастерская с единомышленниками, но, конечно, хотелось бы выйти в будущем на другой уровень.

Современный художник — это не демиург, а связующее звено между многими людьми, которые помогают создать какое-то высказывание.

На нынешнем этапе люди, разделяющие мои идеи и начинания, участвуют в проектах, потому что ими движет интерес, стремление прожить что-то за пределами своих насущных задач. Ну, в частности, в проекте «Русская смерть» была задача снять видео-арт в заброшенной деревне – ставили палатку и петардами отгоняли волков от места лагеря и сьемок. Есть, конечно, сугубо профессиональные навыки, которые нужны, но самое главное в команде – это желание участие, честность, искренность. Конечно, у меня есть видео оператор, режиссер, есть, например, кузнец – вокруг меня люди увлеченные, которые что-то хотят от жизни – придумать, сделать. Но в дальнейшем мне хотелось бы построить более систематическую команду – от этого, в том числе, зависит и качество высказывания. И будет проще работать — без преодоления. Если созданы условия, в которых художник может работать, то результат будет только качественнее.

Фразу «художник должен быть голодный» говорят те, кто вообще не понимает природу художественного творчества. Художник должен быть голодный до истины, а не до живота.

Дима Аске: «Это миф, что настоящий художник не взаимодействует с коммерцией»

Есть какая-то модель, с которой ты выстраивал свой творческий коллектив?

Василий Кононов-Гредин: Я скажу откуда это у меня, может быть это звучит неожиданно. Когда ты с детства воспитывался в пространстве храма, так как мой отец был священником, и участвуешь во всех службах и ритуалах, то потом, осмысливая, понимаешь, как выстроен процесс. Храм – это такая тотальная инсталляция, в которой все отточено за века и тысячелетия. И оно работает как часы.

Глядя на «Антиформы», первое, о чем я подумала, что вполне возможно, творчество Армана (кстати, этот американский художник тоже оставил карьеру живописца, став скульптором) вполне могло быть источником вдохновения для этого проекта. Он тоже обращался к самым разным объектам, используя ассамбляж, только у него скорее тема мусора. Кого Вы сами видите среди своих предшественников?

Василий Кононов-Гредин: Выставка, представленная в галерее pор/off/art — о производстве и структуре искусства. О том, что происходит до того, как появляется произведение. Внешне это может кого-то напоминать, но суть не в этом. Для меня не так важно, как выглядит выставка, а важно, как она работает. Допустим, вот тот же автомобиль, стоящий в центре экспозиции – можно сказать, что это абстрактная скульптура, но при этом он может обратно стать автомобилем. Там есть все детали и ни одного болта принесенного извне. Для меня эта работа – об интерсивности, заложенной в любой вещи, что любая вещь может стать чем-то иным. Конечно, первая мысль – о, это абстрактная скульптура!. На самом деле – это предмет, который находится сразу в нескольких плоскостях — это и автомобиль, и объект, который может стать обратно автомобилем. Он как такая голографическая наклейка, которая мелькает и переливается в зависимости от угла зрения.

Название выставки «Антиформы» основано на особенности почти любой вещи переобретать форму, превращаться в новый объект, не утратив возможности трансформироваться обратно. Название вступает в диалог с минималистами 60-х гг. XX века, также использовавшими термин «антиформа», но скорее в значении «не-формы», отказа от нее. Василий Кононов-Гредин делает уверенную попытку присвоения этого термина посредством переосмысления феномена формы быть изменчивой. Помимо «пересобранных» скульптур в экспозиции будут представлены художественные объекты с несколькими вариантами инструкций по сборке, отсылающие к формату детских игровых наборов-конструкторов. Подобный авторский ход раскроет вариативность функциональности объекта и предложит зрителю гипотетическую возможность соавторства.

Какие отсылки к культурным феноменам “вшиты” в объекты «Антиформы»? Какой месседж адресован зрителю? Что именно кроется за механической пересборкой?

Василий Кононов-Гредин: То, что называют отсылками – это то, как начинают работать со зрителем самые разные работы, причем, находясь в одном пространстве, вместе эти работы начинают говорить нам о чем-то третьем – не о том, что каждый из них представляет собой по отдельности, а именно создавая общий нарратив. Каждый увидит свое, потому что объекты максимально свободны от авторской интерпретации – я предлагаю некоторую сборку, а как данный зритель ее осмыслит, зависит от конкретного человека. Расскажу конкретный эпизод. Кроме того, что я художник, я еще детский педагог младшего развития – работаю с малышами от 2 до 7 лет. Это второе мое призвание. Так вот, ребенок решил надо мной подшутить, в ответ на мое предложение создать комнату, в которой ты хочешь быть. Он сделал все из пластилина – унитаз, напротив закрепил телевизор и все это снимала маленькая видеокамера, с которой изображение шло на телевизор. И этот шестилетний мальчик никогда не видевший ни Дюшана, ни Нам Джун Пайка сказал, что я буду сидеть на унитазе и смотреть на это изображение на экране. Такое новое прочтение, какая может быть медитация. Вот, как работают пласты – пласт детства, пласт культуры 30-х и 70-х – но это уже что-то третье.

Если работу с выставки «Антиформы» приобретает некий коллекционер, а затем снова пересобирает скульптуру, как в этом случае решается вопрос с авторством?

Василий Кононов-Гредин: Это как раз одна из проблематик, которая задается этой работой. Об авторстве, о зрителе, его роли и роли художника. Мне как раз хотелось, чтобы эта проблема появилась — когда произведение должно быть разрушено, чтобы проявился авторский замысел – это то, что висит на стене. Если коллекционер купит работу и переделает ее по инструкции, то это будет мое произведение, а если по-своему – то он просто сделает свою работу.

С какими арт-институциями вы сотрудничаете в последние годы на постоянной основе? Как нынешняя трансформация арт-сферы отражается на художественной практике?

Василий Кононов-Гредин: Я взаимодействую не с институциями, а с людьми – вот нашли общий язык с Сергеем Поповым, и сложилась нынешняя выставка. За последние годы на разных этапах были и Музей Гараж, и музей ART4, хотя в данный момент нет какого-то определенного гранта или проекта, который я делал бы для какой-то институции. Если что-то открывается, объявляется open call или какие-то инициативы, совпадающие с моим пониманием гуманной среды, то я всегда за. Иногда читаю лекции в музее Гараж, как педагог, веду занятия с детьми в мастерских ГЭС-2. Наверное, это тоже форма взаимодействия.

Что означает для тебя понятие нонконформизма в искусстве?

Василий Кононов-Гредин: Бескомпромиссность в том, что ты делаешь. Следование пути, которому я решил следовать. То искусство, которое я ценю и в котором вижу присутствие чего-то настоящего и есть для меня нонконформизм.

Интервью: Елена Рубинова

фото: галерея pop/off/art

Нонконформизм получил музейный статус