Валерий Кацуба: «Латинская Америка внесла свой романтизм в мой изобразительный язык»

В Гаване, Куба в художественной галерее отеля Meliá Cohiba проходит выставка «Романтический реализм. Куба». Художник с мировой известностью Валерий Кацуба выставляет подборку фоторабот — результат взаимодействия с архитектурой и общественными пространствами Гаваны, созданную некоторое время назад. Выставка проходит в рамках параллельной программы Гаванской биеннале с 23 января по 23 февраля 2025 г. В этом году Гаванская Биеннале (Bienal de la Habana), основанная в 1984 году, отмечает свой сороковой юбилей и продолжает вносить вклад в распространение и признание визуального искусства стран Азии, Африки, Ближнего Востока, Латинской Америки и Карибского бассейна. В 15- ой Гаванской биеннале принимают участие 172 кубинских художника и еще более 230-х — из других стран мира, а ключевая тема звучит как «Общие горизонты» (Shared Horizons). Елена Рубинова поговорила с художником о национальных горизонтах в его искусстве, перепитиях судьбы международного автора с белорусскими корнями на современном арт-рынке. Редакция выражает благодарность Sarah Vinitz Foundation в содействии при подготовке этого материала.

Куратор выставки Денис Сан Хорхе: «Валерий Кацуба показывает себя почитателем нашего города. Возможно, Гавана стала для него еще одной мелодией, как вальс с аккордеоном, как те, что он слушал в родной Беларуси».

Елена Рубинова: Вас называют российским фотографом и художником, но упоминают и о белорусских корнях. Куратор нынешней выставки в Гаване Денис Сан Хорхе (Denys San Jorge) говорит о том, что на ней «Гавана может показаться еще одной из тех мелодий, как вальс на аккордеоне, который художник слышал в родной Беларуси». Как вы сами определяете свою идентичность?

Валерий Кацуба: В определении своей идентичности я и сам немного запутался – в ней все смешалось – и белорусское, и русское, и испанское, и лондонское, и латиноамериканское. Оказало влияние все из вышеперечисленного, плюс еще немного китайское. До семнадцати лет я жил в Беларуси, затем с 1985 года, с частыми отлучками, одна из которых была на год в Лондон, в Петербурге и вот уже почти десять лет живу в Мадриде. В Петербурге меня чаще всего называли российским художником, а когда переехал в Мадрид, то на выставке в Мехико куратор Хосе Манюэль Спрингер (José Manuel Springer) представлял меня как белорусского художника, живущего в Мадриде. С тех пор так и повелось. И так представляют меня сейчас и на Кубе. 

Если говорить о становлении вас как будущего художника, что было самым важным? 

Валерий Кацуба: Белорусская, русская и советская культуры оказали на меня большое влияние. Но в начале была среда, в которой я воспитывался. Я рос в белорусской деревне в советские времена и впитывал все прекрасное, что было в окружающей жизни. Мне нравилось подмечать моменты, когда люди в деревенском или природном пейзаже выглядели естественно и одновременно торжественно или поэтично. Я запоминал это, как и перемены в природе, смену времен года, освещения.

Валерий Кацуба: Когда я переехал в Санкт-Петербург — оплот русской и мировой классической традиции в искусстве, я стал изучать его культуру. В годы перестройки, современное искусство стало отрицать образы, характерные для советских времен — искусство соцреализма, фольклорные традиции или реалистическое дореволюционное, воспринималось как ушедшая эпоха.

Я старался соответствовать новым условиям и всячески поддерживал молодое перестроечное искусство. Но образы-впечатления всегда оставались со мной, гармонизировали мои чувства и мысли, и я, ничего не говоря друзьям-художникам, оставался им верен и ждал своего часа.

Когда к началу 2000-х волна отрицания реалистического, чувственного и фольклорного в России утихла, я предложил свой первый проект, первую повесть (мои фотографии часто нарративы), составленную из портретов друзей в городских петербургских или загородных пейзажах. В 2005 году проект «Времена года. Мои друзья» представили на Московской фотобиеннале. И он оказался успешным.

Кроме фотографии, вы еще пишете прозу, а когда-то профессионально занимались и журналистикой. Как для вас связаны художественная и литературная практика?

Валерий Кацуба: Так получилось, что с юности, я занимался и литературой, и фотографией. Мой отец был талантливым фотографом-любителем, и вся семья — сначала мама в молодости, а потом и мы с братьями были его моделями. Ну, а позднее я стал писать эссе и короткие рассказы.

Литература и фотография – разные жанры, но они могут прекрасно сочетаться.

Мне и сейчас нравится чередовать съемки и работу с изображением со словом. В фотографии самым трудным для меня была ее техническая сторона, поэтому в ранние годы я отдавал предпочтение литературе. До тех пор, пока не понял, что с помощью фотографии можно делать своего рода фильмы или хореографию в воздухе, например, с воздушными гимнастами, как а проекте «Воздушный полет». Как об этом полете написать? Его лучше сфотографировать, а затем подобрать текст и музыку, и они, объединившись, подчеркнут достоинства друг друга, создадут дополнительный «объем», оставаясь при этом самодостаточными. 

А на каком языке пишете сейчас?

Валерий Кацуба: Пишу на русском и сам перевожу свои рассказы и на испанский, и на английский, но переводы потом корректируют носители языка. На белорусский перевожу сам (без корректора). Книга «22 рассказа с эпилогом» уже почти готова к публикации и выйдет в двух языковых версиях – будет русское и испанское издание.

Издания Валерия Кацубы можно почитать на его сайте.

Как жизнь и работа в Испании и других странах латинской культуры повлияла на ваш изобразительный язык? 

Валерий Кацуба: Мадрид мне понравился с первого взгляда, но моя история с Испанией скорее начинается с любви к испанскому языку. Люблю на нем разговаривать — магия языка, которую мы находим и у Сервантеса, и у Маркеса, в словах кубинских песен, в чилийском романтизме или читая на нем историю Испании и Латинской Америки, которая завораживала меня с детства. Испанцы а, тем более латиноамериканцы, общительны, и мне нравится простота и открытость в общении.

«Третий глаз»: что вы знали и не знали о латиноамериканском искусстве XX века? Читать далее.

Думаю, что Латинская Америка внесла свой романтизм в мой изобразительный язык, сделала его более динамичным, появилась новая пластика, иная фактура движения … В Мексике очевидны индейские традиции, а Куба – это афроиспанское наследие, дополненное влиянием французской и других культур. 

Как и когда родился термин «романтический реализм», который теперь прочно применяется искусствоведами в отношении вашего творческого метода и стиля. Кто его впервые придумал и ввел?

Валерий Кацуба: Определение «романтический реализм» в отношении моих работ было предложено Шанхайским центром фотографии (SCoP), а именно, его арт директором и куратором Карен Смит (Karen Smith). Мне оно показалось очень удачным и продуманным. Над словом «реализм» в отношении собственных работ я давно размышлял. Только был вопрос, какой реализм? Друзья предлагали «магический», имея ввиду мою увлеченность Латинской Америкой. Однако латиноамериканский магический реализм, скажем, замечательного Габриэля Маркеса все же другой. Поэтому я ждал, когда все сложится и, вот, сложилось — в Шанхае.

«Романтический реализм — это о моментах в нашей жизни сфотографированных, литературно осмысленных и уложенных в «личный эпос художника», — как об этом точно написала Карен Смит. 

Получается, что у «романтического реализма» все больше образов и куратор гаванского проекта говорит о том, что «в нынешней итерации рождается другой романтический реализм». Какое у него лицо здесь, на Кубе? 

Валерий Кацуба: Каждый проект обретает свое лицо, но, вообще, я скорее ставил себе задачу протянуть ниточку от проекта к проекту, и в этом смысле кубинский проект является продолжением предыдущих, снятых в Мадриде, Мехико и еще ранее в Санкт-Петербурге. Каждый из них перекликается с образами классицизма, античности, ренессанса и даже египетского искусства, которые понятны всем и, конечно, каждый из проектов о современности. В любом проекте меня интересуют и различия, и общее, объединяющее в пространстве.  После сьемок в Академии Санкт-Петербурга, я отправился работать в Королевскую академию изящных искусств в Мадриде – там моими моделями были студенты, спортсмены, танцоры фламенко. Встретив взаимопонимание и поддержку со стороны друга и коллекционера Сары Виниц, я начал проект в Мексике. Мне было интересно сфотографировать игроков в мяч в неоклассическом дворике музея Сан-Карлос, соединить таким образом две цивилизации, которые существовали в параллельных мирах. Теперь, когда сделаны съемки в Гаване, я собираюсь продолжить работу в Китае и Египте. Сейчас мне важно с эти проектом «обойти» земной шар.

Многие ваши фотоработы строятся на контрастах и сходстве между классической эстетикой и осмыслением телесности как универсального языка. Как отличается восприятие категории телесности в Латинской Америке в целом? 

Валерий Кацуба: Красочный, скажем так, «язык тела» присущ латинской культуре, и я соглашусь, что это связано не только с теплым климатом, но и вообще с открытостью и романтичностью, свойственной и Кубе, и другим странам этого региона.  Мне во многом импонирует эти качества, отличающаяся от нашего способа проживания реальности.  Да и еще, как я это называю для себя, мимолётная пронзительная сентиментальность. В странах Латинской Америки принято проявлять восторг, уронить слезу расчувствовавшись, даже от искусства. Длится это может мгновение, но ярко и чувственно. И еще интересная особенность, присущая кубинцам.  Они очень чувствительны к тому, как они представляют себя. У них особое отношение к вещам, способность показать себя наилучшим образом в среде, в которой они живут. Надеюсь, что это отразилось и в фотографиях кубинского проекта.   

Для фотографа Куба —  не только  яркая архитектурная эклектика, но и особенность категории времени – такая осыпающаяся красота, причем ее никто не «причесывал», как в Европе. Как вы работали с этим ландшафтом, с этой эстетикой упадка? 

Валерий Кацуба: Гавана, как и другие знаковые места на Кубе — это островная культура, в котором настоящий момент переплетен с безвременьем.( прим редакции: О подобном феномене, кстати, много писал Иосиф Бродский, считая, что взгляд с окраины, «у моря», дает особую оптику …)  В этом переплетении я и снимал моим гаванских героев. 

Всем, кто застал эпоху социализма трудно отрешиться от романтической любви, которая была между Островом Свободы и СССР.  Обращали ли вы внимание на то, что осталось в нынешней Кубе от той, социалистической? Помогало ли вам это в понимании каких-то культурных кодов?  

Валерий Кацуба: Когда я впервые приехал на Кубу в 2008 году, это было гораздо более заметно – со многими людьми старшего поколения можно было даже говорить по-русски и нас объединяло «социалистическое прошлое». А кроме того, «социалистический» подход заметен для меня в культурной области – здесь, как когда-то у нас в советское время, до сих пор существует практика поиска юных талантов по городам и весям при наборе в художественные школы и ВУЗы. Иногда мне кажется, что я попадаю в свое белорусское детство – мальчишки, которые играют в мяч на тихих улицах, за ними наблюдают девочки, напоминающие тех, которые у нас когда-то играли «в классики». 

Как проходила работа над кубинским проектом? Кто стал вашими героями – моделями на Кубе? 

Валерий Кацуба: Кубинский проект был снят практически за месяц в феврале-марте 2023 года, и сложился на удивление гладко, благодаря моему кубинскому продюсеру Серхио Кампис и поддержке Департамента Изобразительных искусств Министерства культуры, который открыл мне возможности съемок в важных и красивейших местах Гаваны. 

Выбирая героев, вместе с продюсером я ходил на спектакли, цирковые представления, знакомился с будущими героями – студентами Академии изобразительных искусств Сан Алехандро, спортсменами, артистами Национального цирка и балета Кубы и, конечно, с жителями Гаваны. В итоге, практически все сьемки вместе с подготовкой удалось сделать за четыре недели. Мне иногда и самому не верится. И еще не могу не отметить, что в процессе работы над проектом, я ни разу не сталкивался даже с попытками ограничить мою работу или оказать какое-то влияние. В этом смысле мне была предоставлена полная творческая свобода. 

Получилось, что с момента сьемок до нынешней выставки прошло два года? 

Валерий Кацуба: Получается, что так. На каком-то этапе мне предложили показать этот проект в одном из российских музеев, но был убежден, что сначала он должен состояться в Гаване — там, где он снимался. Любопытно, что художественная галерея Кубинского Фонда Культурных Ценностей при отеле Melia Cohiba, где проходит выставка, находится совсем близко от легендарной набережной Malecon.На Малеконе снимался и видеофильм с моими героями. Но если сьемки проекта я мог финансировать сам, то с выставкой оказалось сложнее – Министерство культуры не могло субсидировать выставку, хотя очень хотело ее показать. И здесь особая благодарность Фонду Сары Виниц. Сара не только оказала поддержку выставочному этапу проекта, но и советовала настойчиво показать его на Гаванской Биеннале в годовщину 40-летия этого важного события в художественной жизни Кубы. Думаю, что после Гаваны проект еще будет показан в других странах и на разных площадках. 

Коллекционер и меценат Сара Виниц: «В современном искусстве я — миссионер»

В интервью вы не раз говорили, что одним из поворотных моментов в профессии для вас оказалась встреча с британским репортером Нилом Кирком (Neil Kirk) , который подарил вам первую камеру Хассельблад. Кто еще сыграл важную роль в вашем профессиональном развитии?   

Валерий Кацуба: В 90-е годы я часто продюсировал съемки для журналов мод, в том числе для Vogue, и одним из таких наставников в профессии считаю стилиста Катарину Флор (Katarina Flor). Я многому у нее научился. Как и у американского фотографа Филип-Лорка Ди Корсия (Philip-Lorca diCorcia). Благодаря им я понял, что могу высказываться при помощи фотографии. На каком-то этапе я даже  думал, что смогу сочетать работу продюсера со своей собственной художественной практикой, но быстро понял, что это не получится. Раз назвался художником, «полезай в кузов».

За то время, что вы в искусстве, фотография как жанр сильно изменилась, особенно технологически. Как эти изменения отразились в вашем творчестве?  

Валерий Кацуба: Технологии, разумеется, расширили поле экспериментов, но для меня аналоговая пленочная фотография все равно остается основным методом. Во всяком случае в той области фотографии, в которой я работаю. Кстати, та самая камера Хассельблад, которую подарил мне шотландский фотограф Нил Кирк в 2000 году, по-прежнему, со мной, правда, в обновленном виде. Именно пленка Kodak Portra позволяет мягко и верно передавать изображение. И еще пленка дисциплинирует, требует четкости – меньше шансов на повторы. Ну и для фотографа всегда остается главным умение видеть, широкий общий кругозор, вкус и интерес к деталям. 

Какие приемы композиции и оптики вы бы назвали своими фирменными, отличительными? 

Валерий Кацуба: В основном я работаю с постановочной фотографии, использую преимущественно естественное освещение, причем как в архитектурных, так и в природных съемках. Это позволяет наилучшим образом передавать объем. И, как замечают и зрители, и критики, запечатлевать не только эмоции, но и чувственность героев. Один английский фотограф как-то сказал, что «твои фотографии словно говорят со мной».

Какую из музейных выставок вы считаете наиболее удачной и отражающей ваше видение? 

Валерий Кацуба: Выставок хороший было много, но я бы выделили в этом ряду ретроспективу в Шанхайском центре фотографии (SCoP) в 2021 году. Она, кстати, тоже была инициирована и реализована при поддержке Фонда Сары Виниц и петербургской галереей Anna Nova. Сара предложила, когда Шанхайский центр фотографии заинтересовался приобретением моей работы, вместе с работой предложить ему еще и выставку. И уже через неделю куратор Карен Смит дала положительный ответ и даже включила в выставку то, что я вообще не считал важным и интересным, как, например, фотографию белорусской березы, изучив материал обо мне в интернете. Экспозиция, собранная специально под пространство музея, состояла из 38 фотографий, снятых на протяжении более чем 20 лет. Это был новый взгляд на мои работы. Благодаря ее кураторскому видению и высочайшему профессионализму ретроспектива стала для меня знаковой: эстетика русского стиля органично сочетается в ней с традициями западной визуальной культуры.