Ирина и Станислав Шминке впервые приняли участие в культовом фестивале Burning Man в Неваде в 2018 году, будучи еще мало известными авторами, после чего их стали приглашать к участию в российских и зарубежных проектах. Елена Шипицына побседовала с художниками о том пути, который им удалось успешно преодолеть.
Елена Шипицына: Ребята, поздравляю вас с успешным участием в программе фестиваля Burning Man 2022. Ваш DIPTOWN — выразительная ландшафтная инсталляция из нескольких руинизированных домов, утопающих в песке пустыни Невада, очень метафорична и масштабна! Как уральской арт-группе удалось осуществить за океаном свой амбициозный проект в наше тревожное и непредсказуемое время?
Ирина Шминке: Да, это было почти нереально. Мы выиграли грант в 2019 на участие в 2020. Но из-за пандемии организаторы дважды откладывали фестиваль. Мы уже и не надеялись, тем более что и команду приходилось каждый раз собирать заново. Визу мы тоже с трудом получали. В 2021 году американские консульства в России уже не работали. Мы пытались через Казахстан, весь год мониторили, где же можно подать заявку? Были варианты в Омане, Израиле, Европе. В итоге успели записаться в Польше. В ноябре смогли получить визу в Генконсульстве США в Кракове. Это было не просто, могли и отказать в последний момент. А тут вообще военный конфликт с Украиной разыгрался. 24 февраля мы были на фестивале Холодок, в Подмосковье. Это Russian Burners event /российский аналог невадского фестиваля, только зимой. Мы там строили свой арт-объект, хотя события в Украине у всех участников вызвали шок. Украинцы вообще были оскорблены, что мероприятие не отменили. Когда мы вернулись в Екатеринбург, то поняли, что если не уедем в ближайшие дни, то на фестиваль в Америке не попадём. Мы уехали в начале марта в Стамбул, чтобы всё обдумать, собрать новую команду, выстроить маршрут новой жизни.
Burning Man — фестиваль, который проходит в пустыне Блэк-Рок на севере Невады с 1986 года, длится неделю и завершается в День труда — национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября. Пустыня Блэк-Рок — это плоское глинистое дно пересохшего озера. Ежегодно в фестивале принимают участие 70 тыс. человек. До ближайшего большого города Рино — около 300 километров. До Лас-Вегаса — почти 900 километров. Участники фестиваля называют себя «бёрнерами» (burners), Black Rock City сокращают до BRC, а Burning Man — до «Бёрна» (Burn), и желают друг другу вместо “Have a good time!” — “Have a good Burn!” или “Happy Burn!”.
Какое у вас ощущение от фестиваля Burning Man в этом году, ведь вы единственные российские участники. Не было протестов, провокаций в ваш адрес?
Ирина Шминке: Общая атмосфера фестиваля, конечно, изменилась — меньше было участников, меньше творческих акций, подарков между лагерями. Но вечерами все расцветало огнями, люди собирались, старались общаться. Из грантовых проектов мы — единственный российский. Сами организаторы за нас переживали, помогали, следя за нашими перемещениями по всему нашему маршруту — Турция, Греция, Мексика, США. Знаем, что им поступали протесты от украинского комьюнити. Но на нас это никак не отразилось.
Станислав Шминке: В нашем проекте выразили желание участвовать люди из разных стран и городов. Из России, Украины, Финляндии, Израиля, Мексики и Америки. Мы не чувствуем пока никакой враждебности. Мы против войн и разрушений. Наш проект, задуманный три года назад, говорит об этом.
А как сегодня общается российское арт-сообщество? Существует какая-то взаимопомощь российских художников?
Ирина Шминке: Да, все в чате общаются, сообщают друг другу подробности, как устраиваться. Мы в мае выступили там с лекцией о своём проекте и о фестивале в Неваде. Всем хочется пообщаться, почувствовать поддержку и творческое единение. После лекции все делятся опытом проживания, финансовых операций, съема квартиры и т.д. Взаимопомощь по открытию банковского счёта.
Станислав Шминке: Горизонтальных связей много. Я, например, сидел в банковской системе взаимопомощи. Помогал решать трудности с банковскими картами.
Концепт вашего проекта Deep Town оказался пугающе провидческим: город, уходящий в песок, как символ разрушающейся культуры, гибнущей цивилизации. Песок пустыни — образ времени, стирающего следы присутствия человека в мире.
Ирина Шминке: Да, Город-призрак, который мы задумали изначально был связан с образом заброшенного индустриального ландшафта…Город-призрак появляется всегда как результат каких-то резких изменений времени, чаще всего — под воздействием человека. Люди уходят и оставляют свои дома либо в результате стремительного прогресса, как, например, пустеют и исчезают маленькие города на пути строительства новых дорог. Либо какой-то регресс — технологии поменялись, и город, как центр производства, стал вдруг не нужен.
На Урале таких случаев не мало. Какой-нибудь опустевший шахтёрский посёлок, например.
Ирина Шминке: Именно. Проект был задуман ещё в 2016 году, и тема истощённого места из-за деятельности человека была первоначальной. Потом пандемия и изоляция добавили новые смыслы к образу «опустевшего города». А российско-украинские события вообще довершили апокалиптическую картину.
Хочется сказать, что творческая интуиция вывела вас на болевую тему времени?
Ирина Шминке: Я даже помню это ощущение, осознание, что вот проект из твоей личной истории становится всеобщим по значимости. Объединяющим.
И тут очень важно отметить что он у вас принципиально интерактивен. Ведь вы объявили сбор средств на краудфандинг-платформе?
Станислав Шминке: Да, на Планете. И собрали даже больше заявленной суммы. Но ещё мы объявили сбор бытовых предметов, чтобы наполнять дома нашего города. Предлагали желающим присылать нам идеи интерьерного решения наших «домиков». Мы хотели привлечь к участию как можно больше людей. В итоге с нами делились своими эскизами 3D, присылали какие-то вещи. В Штатах волонтёры собирали нам предметы по разным «блошиным рынкам». Нам нужно было создать такие жилища с легендами, интерьеры которых было бы интересно рассматривать сквозь окна.
И какие наиболее интересные у истории вас получились?
Ирина Шминке: Самый популярный был Ломбард. Снаружи это был обычный американский магазин с витринными окнами, на которых рекламные наклейки оружия, табака, DVD, всякие купюры…
Станислав Шминке: Причём, Лобард в Неваде — это особенно разухабистая лавка, где продают оружие, патроны, контрабандный товар…
Ирина Шминке: Да, с виду такой типичный затрапезный невадский ломбард. Его легенда была такая. Ломбард стал уходить под землю одним из первых, когда в городе ещё оставались люди. И туда стали собираться дети, сделав там себе убежище от катастрофы разрушения. И поэтому внутри у нас всё там было оклеено розовым,всякими единорогами, в центре стояла цветная палатка, и вокруг были разложены детские игрушки. И снаружи вид дома был брутальный и диковатый, а внутри — нежный и беззащитный.
Станислав Шминке: Причём, чтобы это увидеть нужно было отодвинуть наклейку и заглянуть в окно занесённого песком домика. Всем очень нравилось заглядывать в него и рассматривать уютный детский мир.
Получилась очень мощная метафора, если Ломбард — это место, куда несут свои ценности из прошлой жизни, чтобы временно отдать их в залог и решить проблемы жизни настоящей, то истинные, не обесценивающиеся ценности – это дети?
Ирина Шминке: Это так получилось потому что эту легенду придумывали не мы сами, а люди. Мы дали возможность всем желающим придумать и создать такой объект. Вот он и получился самый популярный и понятный для всех.
Я слушаю вас и понимаю, что в том, как успешно завершилось ваше творческое приключение сказался весь ваш предыдущий опыт создания light-art и site specific объектов на Урале, имею ввиду популярный Международный фестиваль света «Не Темно», проводимый в Екатеринбурге каждую зиму. Вы ведь постоянные его участники, как я знаю? Ваш объект ПРЕВРАЩЕНИЕ и сегодня встречает в аэропорту Кольцово всех прилетающих в Екатеринбург.
Ирина Шминке: «Не Темно» нам сделал пятьдесят процентов дальнейшего успеха (Фестиваль «Не темно» – ежегодный художественный проект, посвящённый световому искусству. Фестиваль проходит в Екатеринбурге в ближайшие к самой длинной ночи в году выходные прим. редакции). Во-первых, именно на нём мы отработали конструкцию и принцип сборки наших «домиков» — в прошлом году там сделали в сугробе небольшой тестовый объект.
Этот опыт нам потом в пустыне очень пригодился. А еще фестиваль предоставляет большую самостоятельность в процессе реализации твоей идеи. Евгения Никитина, как куратор, конечно, организует всю инфраструктуру, но ты сам должен быть максимально вовлечён в процесс создания объекты — не очень рассчитывай на опеку. Это хорошая школа авторской ответственности, умения решать проблему. Я Жене даже написала потом благодарность за этот опыт. Он очень нам пригодился в этот раз.
Станислав Шминке: Да, хоть нам казалось, что мы опытные бёрнеры — третий раз в Неваде и знаем все про то, как работать и жить в пустыне — в этом году нас ждали сплошные форс-мажоры. Сняли открытую локацию в пустыне для предварительной постройки конструкций зная что в августе в Неваде сухо и тепло — пошли ливневые дожди. В итоге надо было быстро ориентироваться и собирать конструкции уже под крышей, а значит — в уменьшенном размере. Заготовленные материалы тоже промокли — пришлось ездить по округе и закупать новые, другие по фактурным качествам. Оказалось, что в Штатах сейчас все продаётся под доставку, а в реальных магазинах никаких материалов нет. Ну а доставка к нам на ранчо в разы увеличивала цену. Пришлось объезжать даже соседние города в поисках стройматериалов. Даже команду приходилось на ходу докомплектовывать. Позже на фесте ходили легенды, что у нас строгий отбор в команду. Так что уральская школа быстрого реагирования и творческого упорства очень пригодилась.
А как сейчас живет фестиваль «Не Темно»? Знаю, что Московскую биеннале современного искусства в этом году закрыли, её будущее туманно. А Екатеринбургский Фестиваль света ещё жив?
Ирина Шминке: Да, на удивление активно идет подготовка — объявили open call, организовали образовательную программу для участников с экскурсиями по городу, знакомством с локациями. Нас приглашали даже, но у нас совсем другие планы — планируем работать в международных резиденциях, продолжать проекты творческого взаимодействия, вовлекая в совместное творчество самые широкое количество участников, и не только художников.
А какой для вас самый любимый проект на «Не Темно», особенно важный, возможно, памятный?
Ирина Шминке: Нам больше всего нравится наша тотальная ландшафтная видео-инсталляция 2020 года «Вечеринка, которой нет». Это был видео-мэпинг в парковом массиве, придуманный как реакция на пандемию с её запретами на многолюдные мероприятия. Мы установили два проектора в парке, один напротив другого, которые проецировали на деревья видео с силуэтами танцующих людей. А на землю проецировался такой психоделический видеоряд со всякими цветовыми эффектами. Как всегда на дискотеке. И получалось, что танцующие люди были как бы заперты внутри деревьев и активно двигаясь не могли никуда никуда выйти за их пределы.
А во-вторых, если смотреть издалека, то возникала такая оптическая иллюзия, что люди веселятся, а приближаясь, человек никого не находил кроме световых бликов. И был ещё звуковой ряд. Звук нам написал наш друг музыкант Саша Ситников, основатель очень известной электронной группы «4 Позиции Бруно». Ситников пишет гениальную электро-музыку для театральных постановок. И нам он написал очень атмосферный звуковой коллаж на десять минут.
Станислав Шминке: Он сделал очень классный звукоряд, люди там гуляли среди этих теней танцоров, как по лабиринту, теряли и снова находили друг друга в зимней темноте. Было очень интересно смотреть на это и, как всегда у нас, трудно было фотодокументировать.
Это очень мощная метафора не только на пандемию, но и на всю нашу жизнь, мечущуюся между весельем и растерянностью перед лицом надвигающего Аппокалипсиса. Я сейчас с друзьями из Швеции и Финляндии готовлю международный выставочный проект на эту тему — надо вас пригласить с этим проектом.
Станислав Шминке: Мы с удовольствием приедем, была бы техника. Мы сами сейчас запускаем международный проект с антивоенной тематикой.
Поделитесь идеей. Уже можно?
Станислав Шминке: Да, мы уже готовы опубликовать его концепцию. Идея пришла ещё весной, когда мы случайно оказались в Минске и вообще не понимали, что с нами будет дальше. Можно сказать из собственного опыта растерянности. Стали обсуждать с друзьями из Екатеринбурга, как можно продолжать свободно творчески высказываться в таких условиях. Разослали своим знакомым предложение анонимно поучаствовать в фестивале. Нам стали присылать, кто описания, кто эскизы. Большинство писали, что присоединятся, когда посмотрят, что у нас получится. У нас есть уже друзья в разных странах, готовые поддержать эту практику и ждущие идей. И важно, что там художники, которые работают в разных медиа — и живописцы, и перформеры, и стрит-артисты. Мы это особенно обозначили, что под любой формат можем найти исполнителя, чтобы люди более свободно мыслили, увидели, что это безопасно.
Моя шведская подруга Екатерина Сисфонтес организовала в Стокгольме похожий проект создания произведений российских художников в отсутствии их авторов.
Станислав Шминке: На самом деле всем нам хочется объединяться, если не физически, то хотя бы творчески. Burning Man community очень обширно, объединяет страны и континенты и нам хочется остаться частью этого креативного сообщества!
«Обнять бы город»: как творческие люди в Белгородской области проживают происходящее. Читать далее.
