Во Всероссийском музее декоративного искусства проходит выставка «Люся Воронова. Ирга Ламарка», организованная Фондом поддержки искусства Люси Вороновой. На выставке представлены живописные и графические произведения, многие из которых экспонируются впервые и созданы специально к этому проекту. Масштабный проект завершает юбилейный год Люси Вороновой, на протяжении которого прошло несколько выставок в Москве и в других городах России. Наш обозреватель Елена Рубинова побеседовала с художницей о том, как она находит пластические решения для своих идей, о разнице между народным и наивным искусством и о том, почему она считает себя мистиком. На вопросы также отвечает и основатель Фонда поддержки искусства Люси Вороновой, сын художницы Георгий Воронов.
Елена Рубинова: Судя по сюжетной тематике нынешней выставки вы, должно быть, хорошо разбираетесь в органике и ботанике? Почему выставка называется Ирга Ламарка? Хотя, насколько я знаю, вы считаете себя скорее городским человеком?
Люся Воронова: Действительно, люблю город за его энергетику, и люди как трансформаторы эту энергетику накапливают. Меня это тоже питает: мне хорошо среди домов, переулков, которые выводят на широкую площадь, среди мостов над рекой. В городе природа более беззащитная и нежная, и она мне интереснее, чем в лесу. В городе каждое дерево – личность. Вот тут, вокруг дома, растут деревья, и для тех, кто мне особенно нравится, даже есть свои имена.
В органике я не особенно разбираюсь, и цветы для меня просто форма. А смысл – это человек.
Посмотрите сверху на толпу или на людей на трибуне стадиона. Люди в таком количестве похожи на клумбу. Цветы – это люди. Или звезды. Знаковая система. Что касается названий, то я люблю диковинные названия. У меня была серия работ «Городские кусты», и я заинтересовалась, какие еще кусты бывают, кроме всем известного шиповника или сирени. Стала читать о кустарниках и нашла название Ирга Ламарка. Оно звучит как волшебное какое-то заклинание. Первичным было название одной из работ — у меня целая серия с таким названием, а теперь мы выбрали его и для всей выставки.
Фото: Игорь Дрёмин
Учебу в Московском технологическом институте Воронова окончила на отлично с гобеленом в качестве выпускной работы. Еще в студенческие годы прикладное и народное искусство вызывали ее живой интерес и внимание. Она охотно ездит в экспедиции и собирает полевой материал, исследуя обычаи и таинства декоративных элементов и узоров, наивную образность и вечные сюжеты.
Как проходила работа с куратором и отбор работ?
Люся Воронова: Как с куратором мы с Михаилом Сидлиным работаем впервые, но знакомы более тридцати лет, и я его очень уважаю как грамотного профессионала, что для меня очень важно. На этой выставке я попросила показывать только новые работы, сделанные в этом году уже после предыдущей выставки в пространстве Cube. Отбирал и компоновал экспозицию Михаил – получилось 22 холста и 17 рисунков. Это было тоже мое сознательное решение представить и рисунки, чтобы напомнить зрителю свои графические работы. У меня очень много графики, я редко ее показываю, но эту серию сделала специально для выставки. Ведь изначально я – график, и на холст пришла только в 2006 году. Графику я по- прежнему делаю с натуры – первую зарисовку, а затем в мастерской дорабатываю в цвете. И городской природы мне более, чем хватает.
«В своих поисках Люся Воронова все дальше уходит от наивного искусства в сторону геометрической абстракции. Художник приводит форму цветка к ее геометрическим основам, показывая, как взаимообусловлены абстрактный язык высшей математики и чувственный диапазон природы, и как вместе они порождают орнамент, особый принцип ритмической визуализации», — говорит куратор выставки Михаил Сидлин.
Ваши невероятные композиции отсылают ко многим страницам в истории искусства — цветочным орнаментам фресок, разнообразным декоративным росписям, а кто –то даже видит элементы картин прерафаэлитов или цветы и травы из «Благовещения» Фра Беато Анджелико. А как вы сами характеризуете – откуда к вам приходят цветовые и пластические решения?
Люся Воронова: Я не могу объяснить откуда. Они сами приходят в процессе работы: воздух кристаллизуется, возникает образ и мне остается только нарисовать. Это тайна или волшебство. Если бы я знала! Открывается какой-то портал и я понимаю, что делать.
Фото: Игорь Дрёмин
Как вам помогает в этом вся толща вашего художественного образования?
Люся Воронова: Период или художников, к которым бы я обращалась, не могу назвать. Хотя я многих люблю, но я сама по себе. И так было всегда. Образование мне дало прежде всего «руку», технику, я свободно работаю. Еще до института, когда мне было семнадцать лет, я училась в студии Нугзара Мгалобишвили – он был первым, кто открыл мне глаза на историю искусства, и тогда это было очень важно. Он еще тогда сказал моим родителям, что я буду художником. После его студии я училась на отлично в институте (прим: Московском технологическом институте), но главное — у меня есть хватка, упорство, терпение.
Наверное, если говорить об источниках, то ближе всего мне народное искусство. Оно соединяет корни и космос.
Вас часто причисляют к последователям наивного искусства, но если говорить о знаковой системе, здесь мало того, что принято считать наивом. В чем разница между народным искусством и наивом?
Люся Воронова: Это совершенно разная структура мышления. Между ними пропасть, потому что народное искусство – это мудрость веков. Художники народного искусства не пытаются быть профессионалами, работают в своей знаковой системе и передают это свое внутреннее знание из поколения в поколение. А наивный художник пытается быть профессионалом. Рисует картину, а не большой стиль.
Сергей Тарабаров: «Наивное искусство не навязывает обществу свою эстетику». Читать далее.
А какое народное искусство других культур, кроме русского, вам ближе всего? На выставке в ДПИ у вас даже есть работа с названием «Жакаранда».
Люся Воронова: Очень люблю Латинскую Америку. Мне очень близко магическое мышление, присущее многим культурам этого континента. Я тоже считаю себя мистиком. На самом деле эта культура была мне близка с детства, как только я начала читать. И сейчас много читаю латиноамериканских мистиков – Маркеса, Борхеса, Кортасара. Я была в Панаме, где у меня проходила персональная выставка. Мечтала туда попасть, и вот, получилось.
Выставка, которая проходит сейчас, относится к вашему нынешнему «радостному периоду». А как вы называете предыдущий период?
Люся Воронова: До этого был период поиска, и глубину я искала в другом – скорее в напряженном отношении к жизни. А потом я поняла, что в радости глубины больше. Этот период начался у меня с 2018 года. Я поднялась на новую ступень – и как человек, и как художник. Все мои работы направлены на то, чтобы человек, глядя на мои работы, гармонизировался.
У людей и так хватает всяких трудностей, и я хочу человека радовать и утешать.
Какие темы оказались сквозными и перешли в новый период?
Люся Воронова: Прежде всего фон. Фон для меня более космическая и сложная вещь. Я раньше рисовала какую-то фигуру или натюрморт, потом начинала работать с фоном. Позже я поняла, что мне фон интереснее делать, чем рисовать предмет. И я поймала себя на том, что я тороплюсь закончить объект, чтобы начать рисовать фон. Мне хочется рисовать более сложное – вибрацию, энергетику, эмоции, чувства.
Я слышала, что некоторые зрители мои работы называют «витаминами счастья».
Вот я это и пытаюсь делать. Главное – не унывать, потому что когда человек унывает, он теряет энергию.
Что способствовало тому, что в ваших работах появилось все больше геометрии и абстракции?
Люся Воронова: Работ с кругом у меня было много, это как собирательный знак, как обережный круг, мандала. Сначала был круг, потом я добавила другие формы. Однажды я рисовала обнаженную фигуру, и когда стала работать над фоном, сначала принялась за текстильный фон – получилось неубедительно. И тогда я подумала, как эту фигуру приподнять. Потом уже перенесла это на холст. Вместо фигур или натюрмортов с яблоками у меня теперь геометрические фигуры. Я пришла сама к этому решению, оно родилось внутри.
В век нанотехнологий вы выбираете традицию, опирающуюся на народное искусство и находите свое уникальное высказывание. Как они совместимы в вашем искусстве?
Люся Воронова: Технологии я не люблю и ими не пользуюсь. Я убеждена, что художник должен работать руками, так и поступаю. Таким образом он передает свою энергию в то, что он делает. В моих работах это видно.
У вас были опыты работы с другими медиа?
Люся Воронова: Я занималась скульптурой, и у меня есть произведения в этом материале. Некоторые работы скульптурные даже в частных коллекциях. Дело в том, что когда я поступала в институт, не было набора на текстильное отделение, и год я проучилась на скульптуре. Но скульптура, как и гобелен, — это очень долго. Это тяжелый материал в смысле исполнения. Я перешла на живопись именно потому, что свои идеи, которые у меня постоянно возникают, могла быстрее воплотить. Я не делаю никаких эскизов, а работаю сразу на холсте. У меня холст – это портал в иное измерение, и я счастлива, что я за ним сижу. И мне не хочется отвлекаться.
Ваш фонд – организация с давно сложившимся кругом коллекционеров, чем занимается эта институция, и как вы работаете с коллекционерами? Расскажите немного о ближайших планах фонда?
Георгий Воронов: В первую очередь фонд был создан с целью защиты интересов и творческих приоритетов Люси Вороновой. С коллекционерами мы работаем на принципах взаимопонимания и созидания. Нужно сказать, все коллекционеры Радостного периода, люди открытые и позитивные, практически со всеми складываются дружеские и открытые отношения. Просматривая фотоархив текущей выставки, я поймал себя на мысли, что люди в кадре улыбаются. Отвечая на Ваш вопрос неформально – мы работаем с искренней улыбкой. В ближайших планах – организация серии выставок из частных коллекций, посвященных Радостному периоду. В дальнейшем эта практика станет постоянной и в ней смогут принять участие все коллекционеры этого периода. Многие выставки планируем делать в регионах.
В тот период, когда вы входили в искусство, тема гендера в искусстве, а тем более феминизма, не звучала — во всяком случае этому не придавалось большого значения ни в официальном дискурсе, ни в андерграунде. Это имело свое значение? Как вы для себя характеризуете женское искусство?
Люся Воронова: Для меня этот вопрос не существует. Мне важна личность и талант.
Кто для вас идеальный куратор?
Люся Воронова: Он мне не нужен. У куратора обычно своя задача, а я не люблю, когда кураторы начинают заниматься творчеством и стремятся из художников делать инсталляции.
Моя позиция – автора не трогайте. Нельзя вмешиваться на чужую территорию.
Поэтому те, кураторы, которые воплощают свои идеи, находят тех художников, кто на это соглашается. Я очень ценила Виталия Пацюкова, с которым мы дружили, он писал обо мне, хотя не работала с ним как с куратором.
Михаил Крунов: «Идеальный куратор для меня — ученый, увлеченный искусством». Читать далее.
Какой совет вы могли бы дать молодым художникам, чтобы они, как и вы, нашли свой язык и не боялись быть вне трендов?
Люся Воронова: Нужно работать и слушать себя. Художник – это серьезная профессия.
Фото: предоставлено Фондом поддержки искусства Люси Вороновой
