Ален Пьер Бонфуа родился в 1937 году в Париже, на Монмартре. Учился в Высшей национальной школе изящных искусств в Париже, затем — на отделении гравюры и скульптуры в Королевской Академии изящных искусств в Брюсселе. Живописец, график, мастер гравюры и скульптор, начиная с 60-х годов прошлого века он снискал известность в Европе, Японии, Южной Корее, Таити, США. С 1964 года художник окончательно выбрал наиболее интересную для себя тему творчества, которая сделала его знаменитым — образы женской обнаженной натуры. В 1965 году мастер переехал в Тоскану, но продолжал свою деятельность и в парижской студии. Он по сей день живет между Францией и Италией, которую считает своей второй родиной. В 1973 году Ален впервые побывал в Японии, где познакомился с традиционной каллиграфической техникой суми-э, глубоко повлиявшей на его творчество. Галерея GARTALLERY впервые в России представляет персональную выставку Алена Бонфуа, отмечающего в этом году свой 85-летний юбилей.
Ален Бонфуа рассказал нашему корреспонденту Елене Рубиновой о своем понимании гармонии, истоках любимого жанра ню и о том, как айкидо связано с техникой суми-э.
Елена Рубинова: На протяжении своей долгой и плодотворной карьеры вы экспериментировали с самыми разнообразными средствами выражения — от масляной живописи, литографии и гравюры до скульптуры. Что определяет Ваш выбор, какую технику вы используете?
Ален Бонфуа: Изначально я, конечно, занимался живописью, и меня сильно вдохновлял фовизм — оттуда яркие краски во многих работах. Однажды, один мой друг, тоже художник, сказал, что мне нужно заниматься именно живописью, так что долгое время я работал именно в этой технике. Но, конечно, разные средства связаны с разными периодами жизни: сначала эта была живопись, потом я стал интересоваться и другими направлениями. Я рисую на бумаге, картоне, крафте, работаю в смешанной технике, а теперь даже на iPad. В мастерской в Чертальдо — там просторно — я занимаюсь скульптурой, работаю с деревом, камнем, алебастром, мрамором. Но в общем, за 50 лет, многое получалось скорее спонтанно.
Вас часто представляют как французско-итальянского художника, вы много лет выставляетесь в разных странах. Но как вы себя сами определяете и ощущаете?
Ален Бонфуа: Когда я обучался в Школе изящных искусств [в Париже] я был не очень усердным студентом, скорее увлекался спортом, но очень много почерпнул в плане эстетики. Так что мои корни там. Но по-настоящему я погрузился в мир искусства, когда познакомился с творчеством итальянского скульптора и художника Антониуччи Волти. В то время он преподавал в Школе изящных искусств, откуда меня уже исключили, но он все равно взял меня к себе учиться, правда теперь я уже был не студентом, а просто слушателем. И тем не менее, под его руководством я изучал скульптуру, учился ваять молотом и долотом. Затем, я также изучал скульптуру и гравюру в Бельгии. Гравюра для меня тоже очень важна. Я наносил гравировку непосредственно на поверхность, то есть я сначала не делал рисунок-черновик, а сразу гравировал металл. Для меня это было важно, я становился более уверенным в собственном стиле. Потом я уехал в Италию, в Милан и устроился на каникулах в турфирму, где рисовал декорации для различных мероприятий. Именно в тот период я влюбился в страну, где живу уже долгие годы.
Как вы пришли к технике суми-э? Сейчас она видна во многих Ваших работах, но я полагаю, что этот путь был долгим?
Ален Бонфуа: Вы знаете, все получилось случайно. В молодости я занимался айкидо, и, однажды, мой тренер пригласил меня на уроки по восточной каллиграфии, который он сам и вел. Тогда, в 1975 году, это было не очень популярно, и, как я помню, когда я пришел туда, там было совсем не многолюдно. Но мне это очень понравилось. Иногда в центр, где мы занимались, приходил художник-японец продавать свои картины. Как-то раз он подошел ко мне и сказал, что мой тренер показывал ему мои работы, и они ему понравились. Он предложил поехать с ним в Японию изучать каллиграфию. Сначала я поверить не мог. Но меня уговорили! Тогда, в 1975 году, я в первый раз поехал в Японию, и около месяца жил в буддистском храме и учился каллиграфии. Именно тогда я стал изучать различные стили восточного искусства, в том числе и суми-э, узнал о том, как важен выбор бумаги, кисти, чернильного камня, в котором смешивают тушь. Конечно, это был просто незабываемый опыт, и с тех пор я был в Японии не меньше 25 раз.
Техника суми-э, буквально, «живопись тушью» — это вид искусства, который стремится передать сущность предмета или жанровой сцены как можно более лаконично, наименьшим количеством мазков и линий. Это, по сути, медитативный путь между объектом и миром, чувственный способ проследить границы между телом и пространством, как внешним, так и внутренним, в убедительной пластической объемной аллюзии. Чтобы овладеть суми-э, необходимо использовать Четыре сокровища: чернильный камень, чернильную палочку, кисть и особую бумагу.
2018 Суми-э Какедзику.
52х69 см
Помимо собственно техники суми-е, что вы почерпнули из восточной философии и философии Японии?
Ален Бонфуа: Вместе с этим стилем я перенял некий дух, подход к жизни, заключающийся в мудром, стоическом поведении. Это мне не раз помогало глубже подходить к разным ситуациям, практиковать навыки концентрации и созерцания, более рационально формулировать мысли и так далее. Позднее я познакомился и с Чжун До Чжуном – великим корейским мастером каллиграфии, с которым я до сих пор поддерживаю связь.
Критики часто называют вас «живописцем Венеры». Согласны ли вы с такой характеристикой? Наверное это слишком узкое понимание вашего кредо.
Ален Бонфуа: Мне такая характеристика даже льстит! Я ведь очень люблю Италию. Когда я в 19 лет отправился туда в первый раз, я просто влюбился в эту страну, тогда я очень много рисовал пейзажи в стилистике Ван Гога. Потом я какое-то время работал книжным иллюстратором в Провансе, но мысленно ощущал будто я в Тоскане, там ведь много оливковых рощей, это очень похожие регионы. Тогда я открыл для себя итальянскую живопись: Боттичелли, Филиппо Липпи, да Винчи, Микеланджело… Без преувеличения скажу, что все эти авторы невероятно сильно на меня повлияли.
Для меня это важно, потому что через итальянскую живопись я соприкоснулся с русской иконописью…
Есть такой флорентийский живописец XIV века — Чимабуэ. Его работы невероятно сильно напоминают русские иконы. И, на мой взгляд, в работах художников Сиенской школы тоже есть черты иконописи.
Курсовой пер., 10/1, Москва
Изменилось ли само понимание красоты в современном мире? Или есть что-то, что осталось незыблемым? Как оно изменилось в вашем творчестве с 60-х годов?
Ален Бонфуа: Когда я был совсем маленьким, у моих дедушки и бабушки был небольшой каталог с работами Тициана, и в том числе там была картина Венера Урбинская. Я, конечно, тайком разглядывал эту картину. Тайком, потому что на картине она изображена нагой, а время и взгляды были очень консервативными. Для меня она была эталоном красоты. Помню, я даже пытался перерисовывать ее! Конечно, для меня это было начало моей любви к жанру ню. Со мной в детстве приключилась забавная история. Когда наша консьержка вела меня по улицам Монмартра в школу, мы проходили мимо разных кабаре. Конечно, же там были обнаженные женщины. И она отдергивала меня от окон и строго говорила: «В голых женщинах нет ничего красивого!». Я с ней соглашался, но, как видите, она меня не переубедила!
Рисунок маслом на картоне.
75х58 см
В современном обществе изменились не только эстетические критерии женской красоты, но и отношение к гендерным вопросам? Вы это ощущаете и отражается ли это в вашем творчестве?
Ален Бонфуа: Почти всю жизнь, за исключением одного короткого периода, я рисовал ню. И для меня этот жанр является неким абсолютом, наверное, как и красота женщины. Поэтому лично для меня красота, эстетический аспект остался прежним, и, мне сложно сказать, что мое творчество менялось только под влиянием этого фактора. Живопись изменяется с течением времени, но скорее художник следует собственной траектории пути.
А насколько важно для Вас русское искусство 19-20 веков в этом ряду? Кого из русских художников вы цените больше всего?
Ален Бонфуа: Мне всегда нравился Шагал, и, кстати, его поэзия. Конечно, еще мне нравились Кикоин, но самым важным художником для меня был Сутин — настолько фактурные были у него работы. Они, кстати, были знакомы с Модильяни, который тоже меня очень сильно вдохновлял.
На нынешнюю выставку – первую в России — приехали около 50 работ. Сложно было отобрать? Чем вы руководствовались?
Ален Бонфуа: Я не руководствовался чем-то конкретным, а скорее подбирал работы по хронологическому принципу. Например, прямо за нами висят несколько работ, где изображены две модели, которые были очень важны в моей жизни. А вот следующая работа — одна из последних. Я постарался выбрать работы, которые хорошо бы отражали разные периоды моей жизни и, соответственно, разные техники, стили.
Как вы полагаете вслед за Достоевским – «красота спасет мир»? Как вам видится искусство будущего?
Ален Бонфуа: В свое время Достоевский поразил меня и открыл мне глаза на русскую культуру. Примерно такое же впечатление на меня произвели картины Репина. А что касается искусства будущего, то тут могу говорить только за себя. Женщина и ее красота — вот мой главный жанр. В каком-то смысле это — абсолютные истины. Мы видим изображения женщины и на наскальных рисунках, и в живописи модерна, и сейчас. Поэтому, да, красота, а скорее даже любовь, это вечные ценности.
Интервью: Елена Рубинова. Перевод с французского: Иван Атаманенко. Фото: предоставлены агентством ART PR