Константин Горелов: "Я использую сексуальность и наготу как инструмент, чтобы показать уязвимость и в то же время страсть ..."


Современность даёт художнику возможность играть со всеми известными формами искусства.Так считает Константин Горелов. Как молодому художнику стать востребованным, делая только то, что нравится, у художника узнала искусствовед Елена Шипицына.

Художник Константин Горелов

Константин Горелов — режиссёр по образованию, художник по призванию и признанию многих российских и зарубежных кураторов и галеристов. Его картины выставляются у Андрея Бартенева в галерее ЗДЕСЬ НА ТАГАНКЕ, продаются в Лондоне в Saatchi Gallery и в Майями на Miami Art Fair, приобретаются европейскими коллекционерами и музеями современного искусства.

Елена Шипицына: Константин, вы молодой художник, легко преодолевший путь от личного, камерного творчества к широкому зрительскому и даже кураторскому признанию. Как вам это удалось?

Константин Горелов: Как-то само собой получилось. Я не выстраивал никаких стратегий. Просто года 2 тому назад, до пандемии, у меня не складывалась работа на телевидении и я решил полностью переключиться на рисование. Купил холсты, краски, и стал, ни о чём не думая, свободно рисовать свои картинки, в разных стилях. А потом отправил их фото нескольким знакомым — дескать, посмотрите, как вам. И неожиданно у меня их стали покупать. Потом грянула пандемия, и я стал больше рисовать, этих своих «чувачков». Начал выкладывать в Инстаграм. Ко мне неожиданно добавился Андрей Бартенев. И попросил послать несколько моих картинок, пригласил участвовать в выставке. Это была онлайн выставка «Портрет». Я выслал туда несколько работ. В итоге стал участником уже оффлайн проекта на Таганке «Крюкиноксы». И там одна моя работа была куплена Суздальским музеем современного искусства.

Константин Горелов художник
Something about the Sea locked up.
63X78 cm
Масло холст
в собрании Суздальского музея современного искусства

Всё-таки интернет сближает творческих людей.

Константин Горелов: Да, Инстаграм для меня оказался выходом к новым контактам. Параллельно с Андреем ко мне добавилась одна американка. Её зовут Эли Уоррен. Она оказалась из художественной среды contemporary art школы 1970-х. Я очень ей благодарен. На мою судьбу она оказала большое влияние как художественное, так и человеческое. Мы стали очень дружны. Благодаря ей мои работы попали на глаза одному из кураторов в Лос-Анджелесе и меня стали приглашать участвовать в групповых выставках в Америке. Так я стал участником на Miami Art Fair. И работы стали приобретать. А на февраль 2022 года запланирована наша с нею совместная выставка, где будут представлены ее и мои работы.

После Майями я ещё раз выставился у Андрея Бартенева на Таганке в групповом проекте «Наблюдающий за землянами» и снова мои работы приобрёл Суздальский музей современного искусства.

The Secret Garden of Stone Delights
110×120 cm
в собрании Суздальского музея современного искусства

Lobster Keri
Масло, холст, лак
60х60 см

Я знаю, что у вас нет художественного образования. А между тем, вы свободно владеете рисунком тела человека, обладаете хорошим пониманием пластической выразительности формы, чувством композиции. Вероятно, всё-таки у вас большой опыт рисования. Знаю, что у вас кинематографическое образование. А как вы стали художником?

Константин Горелов: Я рос в творческой среде. Сестра мамы – архитектор. Бабушка была связана с производством моды в Советском Союзе. В доме всегда  появлялись люди, связанные с искусством. Я не случайно стал режиссёром, наверное. Это второе моё образование. А по первому я лингвист. И язык мне был всегда интересен. Для меня слово обладает самостоятельной эстетической и смысловой ценностью. Пойдя в режиссуру, я мечтал визуализировать слово. Сценарный текст для меня имеет большое метафорическое значение. И поэтому я всегда старался зарисовать свои мысли, образы, сюжеты для своих кино- и телепроектов.

Deadline 
240×260 cm
Масло, холст, лак

Языки раскадровки узнаются в композициях ваших картин. Мы живём во время торжества экранных технологий и неудивительно, что экранная культура очень влияет на язык современного искусства.

Константин Горелов: Да, согласен. Я вообще начал рисовать, потому что не имел возможности снимать. У меня есть несколько отложенных полметражных проектов, которые никак не складывались, а также пара короткометржаек, сотканных на коленке. А наедине с холстом я почувствовал, что гораздо лучше достигаю того эффекта, которого хотел бы достичь в сьёмке. Уходит нервозность. Работа в кино и на ТВ оказалась для меня настолько травматичной, что я пытался выйти из этого состояния через холст, краски, рисование… Неожиданно это стало моей основной деятельностью. И даже основным источником дохода. Для меня самого загадка как это произошло. А рисовал я с детства и постоянно. Последнее время мне приходилось много рисовать для телефильмов, реклам. И у меня было много проектов, в которых мне приходилось создавать копии исторических картин. Искусство 17 века, 18 века, сентиментализм 19-го – всё это мне было очень интересно и эстетически близко. Может быть потому, что часть детства я провёл в Германии и часто бывая в Дрезденской галерее много рисовал с оригиналов Рафаэля, Дюрера. На меня это эстетическое окружение очень повлияло, сформировав понимание душевного комфорта, к которому я всегда стремлюсь. И эта внутренняя комфортность, к которой я, в принципе, всегда стремлюсь в жизни, моя своеобразная защита. Живопись очень помогает достичь этого гармоничного состояния души.

Константин Горелов
Nothing to wear
63×80 см
Масло, холст, лак

Ваши картины живописью трудно назвать, потому что вы работаете линией. Волновой линией, как вы сами определили. Ну, а волновой принцип — он и в основе видео, и кино искусства. Ведь мы воспринимаем свет как волну. Можно сказать, что вы стали работать с цветом как с ритмом цветных волнистых линий. Почти «ван-гоговский приём». Имея ввиду, что в глазу воспринимающего смешение цвета происходит оптически, а не технологически. Это такой концептуально осознанный ход?

Константин Горелов: Нет, скорее интуитивный, случайно выработанный. Я перед холстом совершенно перестаю быть аналитиком. Слишком долго я как режиссёр подвергал всё анализу и самоанализу. Устал от этого. Наверное поэтому я не делаю эскизов. У меня есть просто пространство холста и я начинаю с этим пространством общаться. У меня одна цель – достичь того эффекта, который меня устроит абсолютно. Я никак не мог достичь соединения одного цвета с другим и волновое рисование помогло, как мне кажется, создавать оптическое взаимодействие красок на холсте. Живописью я занялся несколько лет назад, а рисую вообще-то с детства. Моя тётя, мамина сестра – художник, архитектор. В её окружении всегда было много художников, которые на меня влияли, вдохновляли. Поэтому я пробовал рисовать. Тем более, что много времени в детстве я проводил в Музеях, галереях, и там часто копировал, срисовывал полюбившиеся фрагменты классических картин. Просто так, для себя.

 Black Friday
240X260 cm
Масло, лак, холст

Современные режиссёры очень вдохновляются историей искусства и даже заимствуют эстетику кадра в произведениях живописи. Расскажите немного о сюжетах своих картин. В них есть и известная доля абсурда, и ирония над брендами, хипстерским позёрством. Да и эротизм не без иронии. Демонстративная роль телесности как новой портретности, я бы сказала. Например, нос, уши и пенис у вашего героя акцентированы краплачным цветом — как некие маркеры индивидуального мужского характера?

Константин Горелов: Прежде всего это игра с цветовым ритмом. Ну, а потом – с замыканием «верха» и «низа». Мне необходимо замкнуть верх и низ. Например, первый шейный позвонок, который находится перед мозжечком, проецируется у нас на кончик носа. Ну а последний, понятно – на уровне другого органа. И для меня это своеобразный «архитектурный момент», символически соединяющий «фундамент» с «куполом». Для меня это всегда поиск взаимосвязи. И для меня это означает язык, лингвистику форм. За моими персонажами стоит на самом деле перформанс: я взял себя как модель, и решил делать перформанс на холсте. Картина и холст мне позволяют сделать то, что не позволяет сделать реальное пространство и физическое тело. А в серии картин можно добиться как раз той самой кинематографичности, и видоизменять пространство под углом необходимого тебе замысла и настроения. И будучи сам моделью для своих картин-перформансов я, таким образом, создаю универсальную ролевую модель-манекен, на которую можно надеть любой образ, поместить в любые обстоятельства. Это основная идея, которая стоит за моими «чувачками».

И потом своеобразная эстетика их андрогинности у вас тоже чрезвычайно дразнящая. Эрос на грани увядания. Эрос и Танатос – две стороны гармонии?

Константин Горелов: Да. Это мои размышления о современном гендере и месте пола в современных реалиях. Как у Рустама Хамдамова, например, с его накрашенными мальчиками-царевичами. Я использую сексуальность и наготу как инструмент, чтобы показать уязвимость, неуверенность и в то же время страсть и жажду жизни, которые вечно неразделимы. С помощью камерных сцен, в которых герои остаются наедине со своими внутренними эмоциями, хочется рассказать о разных степенях принятия себя и преодоления  человеческих комплексов, болей, страхов, которые с одной стороны заставляют чувствовать себя уязвимыми и беспомощными, а с другой, закаляют вас и делают сильнее. На мои картины большое влияние оказали немецкая литература и искусство, ведь детство я провёл в Штутгарте и Берлине.

У вас явный интерес к медийному синтезу. В этом отношении ваше знакомство с Андреем Бартненевым не случайность, а закономерность. Он как раз человек театра, перформанса как способа существования в искусстве. И мастерски умеет находить талантливую молодёжь, активно зондирует среду нового поколения художников.

Константин Горелов: Да, мне очень близка его позиция в искусстве – гротескность персонажей, смешение реального и фантастического, упаковывание трагедии в обёртку комедии. Моя главная задача в творчестве вообще, и в кино тоже – отображать за счёт нереальных обстановок и форсированных цветов внутренние психологические проблемы. Мне всегда хотелось создать свой мир, необычный и красивый. Театр и литература будоражили моё воображение с детства. Самое яркое впечатление детства это Большой театр, опера, балет «Щелкунчик». У меня останавливается время в театре.

У вас сложилась своя синтезированная лингвистика, и вербальная, и визуальная. У вас есть свой герой. Он всё время в диалоге с потенциальным зрителем. Я понимаю, почему зарубежные кураторы на это откликнулись — диалогичность сейчас важна. Вы молодой художник со свежим взглядом, со своим стилем. И глядя на ваши работы я подумала что у вас ярко выражены приёмы гравирования. Вы пробовали гравировать?

Константин Горелов: Да, гравировать я пробовал: делал вручную эстампы для ТВ. Я работал и по свинцу, и по другим материалам. Ну, и чеканку пробовал. В гравёрных мастерских не работал, но интересно было бы поработать на печатном станке. Возможно со временем смогу это сделать. Линия и правда меня увлекает, втягивает в сам процесс рисования.

Для вас гравюра и художественная печать, возможно, станет началом нового этапа творческого самовыражения. Как например стала коллаборация с миром моды, который вас очень вдохновляет, как я понимаю. В галерее Saatchi в Лондоне ваши работы показывались в жанре «дефиле». Мир современного искусства пребывает в диффузном смешивании всех языков и это интересный процесс зарождения новой эстетики, как мне кажется. В одном из своих интервью вы сказали на эту тему: «Эволюция эстетического сознания происходит со всеми, но не все это понимают. Однажды я понял, что очень люблю своё время… я понял, что теперь красоту всегда ношу с собой, внутри». Так в чём для вас ценность современного этапа в искусстве?

Константин Горелов: Язык искусства став сегодня очень эклектичным, приобрёл вместе с тем и пластичность. Архитектура, например, как синтез искусств, дойдя до наших дней сквозь века, постоянно дополняясь, стала очень разнообразна. В итоге, фундаменты сооружений, зданий, заложенные тысячи лет назад, явились, своего рода, «холстами», к которым как-то по-своему прикоснулись руки художников, архитекторов, посланников своих времён. Так и для изобразительного искусства весь наработанный предыдущий эстетический опыт становится данностью, которую можно теперь переработать. Мне хочется дать этому следующую жизнь, уже другую, не похожую на повседневность. Отсюда наверное и эклектика, так как большой стиль чересчур каноничен и конечен в своей каноничности. Думаю, как и многие люди моего поколения, мы уже родились со стремлением к этой компиляции и смешению всего и вся. Это какой-то внутренний манифест, который идёт от вопроса: «А почему бы и нет?» И я очень и очень люблю современное искусство и современность за возможность играть со всеми формами лексики искусства прошлых эпох.