Раздутый пузырь арт-рынка также привлекает и наивных покупателей, которые охотно готовы поверить в сказку о срочно продаваемых в связи с болезнью родственника подлинниках авангарда, якобы пропылившихся на чердаке у бабушки и ранее нигде не выставлявшихся. Семизначные цифры продаж с ведущих аукционов эхом отзываются в голове у горе коллекционеров в уме подсчитывающих, с какой выгодой им удастся заполучить произведение искусства. Еще один фактор, способствующий росту подделок на арт-рынке — растущее число интернет аукционов. Начиная от e-bay и заканчивая узко специализированными интернет-торгами, отследить надежность документов не всегда удается. Если даже ведущие аукционы завалены исками то, что уж говорить об интернет-площадках.
За последние 5 лет арт-рынок сотрясали скандалы в связи с закрытием старейшей Нью-Йоркской галереи Knoedler, арестом президента Института Модильяни Кристиана Паризо и ведущего австралийского арт-диллера Рональда Коулза — все по причине мошенничества. Российское культурное сообщество было травмировано запутанной историей с экспертом Русского музея Еленой Баснер также обвиняемой в мошеннической сделке. И вот несколько дней назад арестовали преступную группу торговавшую подделками Пикассо, Миро и Тапиеса, в общей сложности изъяв 271 картину.
Каждый раз, когда становится ясно о случае продажи подделок на арт-рынке, общество отмечает, с каким умением мошенникам удалось обвести вокруг пальца опытных экспертов, но тут же сокрушается над низменностью их злодеяния.
Безусловно, с точки зрения закона и этических норм то, что они совершили, является преступлением. Но значит ли это также, что сами эти подделки не имеют никакой ценности, если не с точки зрения торговли на арт-рынке, так с точки зрения эстетического и эмоционального воздействия, если даже сами эксперты, галеристы и опытные коллекционеры зачастую не заметили разницы?
В искусстве ценится то, что является оригинальной идеей творца. Но ведь, если художник-мошенник полностью копирует произведение другого художника, он волей-неволей вникает в ход его мыслей, а возможно, также подробно изучает его дневники, биографию, творчество. Поэтому в некотором смысле он пропускает первоначальную идею через себя и воплощает ее в своем хоть и поддельном, но все же произведении. Можем ли мы знать наверняка были ли мировые шедевры в действительности от и до написаны теми или иными художниками? Известно, что все они имели подмастерьев, десятки учеников и ассистентов. Фабрику по производству произведений искусства задолго до Энди Уорхолла придумал Рубенс, который делал лишь рисунки и наброски, а далее только руководил процессом работы.
В силу визуальных особенностей и личностных закономерностей копия никогда не будет тождественна оригиналу, но ведь наверняка она также сможет оказать эмоциональное воздействие на зрителя?
Вопрос в том, что мы больше ценим материальную ценность, заключенную в произведении или эстетическую ценность? Неоднозначность материальной и духовной ценности произведения во все времена остро стояла в искусстве. Не всегда высокая цена тождественна высокому же качеству. И если мы так защищаем ценность картин, продаваемых по причине необъективной раздутости цен на арт-рынке за басносовные деньги, то не значит ли это, что мы давно уже ценим лишь сами эти суммы и шумиху с ними связанную? И что сам мыльный пузырь арт-рынка способствуют не только росту подделок, но и обесцениванию самого искусства?
Подобные вопросы не могли не возникнуть у многих кураторов и искусствоведов в разных уголках земного шара. В США выставлялись конфискованные ФБР подделки произведений искусства, в уважаемой Лондонской галерее кураторы показывали посетителям подлинники Рембрандта, Рубенса, Пуссена вперемешку с китайскими репликами с целью проверить смогут ли те отличить подделку от оригинала. Вообще в музеях часто подменяют оригиналы копиями, чего не сведующий зритель, конечно, не заметит.
Вопрос копии и оригинала наиболее остро встал лишь с появлением арт-рынка в современном понимании, со всеми его аукционами, безупречной репутации экспертами, чистыми инвесторами, заинтересованными в извлечении прибыли. И в Древней Греции и в Византии к копиям относились более лояльно, так как главную роль играла эстетическая составляющая искусства. Смысл самого современного искусства, идущий от реди-мейдов Дюшана, заключается в том, чтобы обратить внимание людей к тому, что искусство находится вокруг нас, и каждый может стать художником. Уорхолл иногда осознанно утаивал и запутывал следы, был ли он автором работы или кто-то из его Фабрики. Арт-рынок же игнорирует эти смыслы, продолжая продавать произведения искусства по тому же принципу, что картины Ренессанса или древние вазы.
