Виктория Питиримова — род. 1965 в Челябинске. В 1999 окончила художественно- графический факультет Магнитогорского государственного педагогического университета. В 2003 отправилась на стажировку в Университет прикладных наук и искусств «Саймаа» (Финляндия) по курсу «фотополимерная гравюра» после чего активно включается в биеннальное графическое движение, демонстрируя свои гравюры и графические объекты на Новосибирской международной биеннале современной графики, Биеннале графики в Петербурге, Уфе, Калининграде, Тегеране, Таллине, Мадриде.
Елена Шипицына: Вика, мы с тобой много лет дружны, и так много вместе сделано проектов. Но вот сейчас, собирая в очередной раз свой кураторский проект, я снова удивляюсь твоей способности мыслить и работать по-новому.
Виктория Питиримова: Новые идеи — новые формы. Всё-таки, мне очень важна пластическая выразительность как таковая. Особенно, когда я занимаюсь печатной графикой. В моём случае это всегда двусторонний процесс общения с материалом. Как пинг-понг: я что-то делаю с материалом — мне сразу идёт отклик. И совершенно не обязательно, чтобы он совпадал с ожидаемым ранее. В этом пинг-понге взаимодействия с процессом и рождается что-то интересное, открытие новых приёмов и впечатлений. Но я знаю авторов, в частности гравёров, точно прогнозирующих результат. Возможно, это другой уровень мастерства или в принципе другой подход. Я вспоминаю нашу с тобой поездку в Финляндию, по приглашению Юхани Ярвинена на их летний workshop по полимер-гравюре. Это ж как они сосредоточены на технологической точности, даже безупречности исполнения! Мне же интересно иногда попробовать нарушить правило.
Юхани Ярвинен: «Культурные связи прочнее политических». Читать далее.
Есть такая афористичная фраза: «В искусстве важно делать то, что никто до тебя не делал». В чём для тебя новизна и смыслы личного творчества: творческий эксперимент, техническое мастерство, концептуальное высказывание?
Для меня вообще искусство рождается в плотном взаимодействии идеи, формы и языка. Одно без другого неполноценно. Но особенно увлекает импровизация с творческим процессом. В этом плане увлекательна была работа со стеклом. Вот уж совсем непредсказуемый материал. Была возможность поработать с фьюзенговой печью — т.е. с плавлением и тиснением стекла. И вот тут уж оно ведёт себя совсем не предсказуемо. И, зачастую, сильно радует. Я пробовала спекать стекло и металл. И выяснилось, что там существуют определённые свойства, позволяющие им очень тесно проникать друг в друга. И получается, в принципе, процесс похожий на гравирование на станке. Та же самая гравюра, в итоге. Только вместо печатного станка и пресса — печь и температура. Получается, что в начале процесса я что-то предполагаю, а потом прихожу к новым ощущениям и идеям.
Как в плавании, пускаясь в которое, отдаёшься течению и можешь приплыть совсем в другое место, о котором и не знал. Но в этом как раз и есть свой интерес открытия новых приёмов и впечатлений. Именно внутри такого процесса я добиваюсь того, чтобы лист или холст, или любой другой материал, с которым работаю — «задышал», «зажил», что ли. Ну чтобы произведение стало органичным, живым, пластически достоверным. И это уже строится исключительно на внутренних ощущениях. И этот процесс даже трудно объяснить. Я просто в этот момент интуитивно чувствую: «вот тут оно ещё «не живёт», а вот здесь уже «зажило»!».
И поэтому мне всегда интересна мера свободы и недосказанности.
Мне вспомнился твой большой графический проект по ХАЗАРСКОМУ СЛОВАРЮ Милорада Павича. Он разрастался у тебя от офортных листов до графических объектов и инсталляций.
Да, там сам текст провоцировал меня на игру с формами. С разными образами, пластикой, фактурами. Всё это позволяло играть с разными сценариями сочетаний.Основной приём Павича — взгляд на одно и то же событие с разных точек зрения. Я же пошла пошла от обратного: сделала разные формы досок-плашек и собирала из них одни и те же символы веры — крест, полумесяц, шестиконечная звезда.Те времена были вполне себе диетическими, как теперь мы понимаем: такая художественная игра ни у кого не вызывала оскорбления чувств верующих. А для Урала — котла народов, это вообще было актуально.
Потому это и стало ключевой частью экспозиции моего кураторского уральского проекта на Новосибирской Биеннале современной графики в 2003 году. И я помню как жюри биеннале это оценило: ты тогда получила лауреатский Диплом 2-й степени. Особенно гофроскульптуры «Ловцы Снов» в 2 метра произвели впечатление.
Мне самой было интересно представить этот странный образ Ловцов, когда Сон одного это Явь другого. Из этого возник образ фигуры, которая одновременно плоская и пространственная, фон и форма. Появилась идея сквозных отверстий и коллажа из фрагментов гравюр в общем силуэте, как эффект прорастания пространства выставки сквозь фигуру.
Сам термин «гипертекст» был мне в то время неизвестен, но приём оказался адекватный стилю романа. Эта идея меня потом привела к изобретению своего «обратного» калейдоскопа.
Мне хотелось оптические эффекты превращать в графическое пространство. Для этого я подвешивала калейдоскоп в разных экспозициях чтобы его вращали во все стороны, наблюдая внутри преломления объектов в графику зеркальных отражений. Тогда получался интересный эффект — не зеркальный объектив крутишь, а реальность вокруг него. Я даже попробовала сделать что-то вроде мультика: наклеила на круг картона фрагменты гравюр и вращала его перед зеркальным объективом. Получалась забавная подвижная графика. Игра в кино.
Игра всерьёз, я бы сказала, в твоем случае. Ты всё время как-будто исследуешь пределы правил.
Конечно. Потому что искусство это, возможно, единственный случай безопасного эксперимента. И без эксперимента оно становится скучным ремеслом. И пока не пустишься в этот экспериментальный путь, не погрузишься в сам процесс, не поймёшь что и как делать. Так и в моём долговременном проекте Хазарский словарь все сложности и хитрости экспериментов свелись к композициям из 2-х треугольных плат. Оказалось, что их достаточно для создания 3-х сакральных символов. Но эту простоту решения я бы не увидела, если бы не проработала все возможные ходы.
Труднодостижимая простота — самый ценный результат поиска.Ты много ездишь, участвуешь в международных художественных форумах, получаешь дипломы, премии. Ощущаешь ли ты как-то свою уральскость?
Урал сформировал меня — я здесь родилась, здесь выросла и живу. Много и часто ходила по уральским горам и рекам походами. И, конечно, природный монументальный ландшафт формирует художественную оптику и мышление. Мне действительно интересно обобщать, концентрировать пластическую форму. И вообще очень интересно уплотнённое пространство, как в башкирских коврах или в петроглифах Алтая. Самое плотное пространство — в Киргизских и Казахских орнаментах, где фигура одновременно является ещё и фоном. Меня всегда волновала орнаментальность мира, интересны его фрагменты. Как говорила Паола Волкова — не фильм, а кадр. И ещё я очень люблю густо-черный цвет, я его чувствую как очень содержательный, осмысленный.
А недавно услышала, что для китайцев Свет всегда черный, а не белый. Всё сошлось!…
Чёрный — это тоже Урал, наверное. Индустриальная кузница. А есть ли какие-то специфические сложности у художников, живущих в уральской провинции? В чём сложности Челябинской среды?
Для меня трудности Челябинска заключаются в том, что он беспробудно конкретный. Поскольку он сложился как город торговый и промышленный, то внутри этих прагматических функций и остался. У каждого города есть своя функция, за пределы которой ему трудно выйти. В жизни Челябинска всё крутится внутри этих задач — производство и потребление. Лишь единицы могут противодействовать этой логике. Они, как правило, реализуются в других регионах, чаще всего — в столице. Возможно, дело в том, что спрос на актуальное и интеллектуально многозначное художественное высказывание в городе невелик. Во время пандемии, когда все мы активно вышли в виртуальное общение на новых площадках Шар и Крест, АРТпандемия, я выяснила, я убедилась, что интерес к тому, что я делаю, чаще всего возникает у людей из других регионов и даже стран.
Сейчас появилось много инструментов онлайн взаимодействия и цифрового экспонирования. Я уже не говорю о цифровом искусстве. Может ли он-лайн взаимодействие стать альтернативой реального выставочного процесса, как ты думаешь?
Онлайн взаимодействия сейчас стало больше, конечно. Это очень удобный инструмент расширения пространства своего интереса и интереса к себе. Разумеется, хорошо иметь такой масштабный охват конспективного мирового художественного процесса. И даже иметь возможность включиться в него. Но выход в реальное пространство очень важен. Человек пока ещё существо аналоговое.
Воспринимать картину или другое визуальное искусство ему лучше в масштабе, в материале, в определённой среде и всеми органами чувств.
Для меня экспозиция — это целостное высказывание, а не просто предметная «развеска — расстановка». И строится выставка всегда также, как произведение: с учётом пространственного ритма, габаритов, световых и цветовых акцентов. Возможно, оттого, что я работала в своё время в музее, я знаю как меняется образ пространства от характера фактур тканей, освещения, нюансов цвета. Пространство — тоже образное высказывание.
Арсен Ревазов. Техники инфраред и платинотипия. Читать далее.
