Игорь Новиков, Татьяна Назаренко: «Есть профессия Художник. Она безумно сложная»

12672043_1709590382620277_5412965892621945133_o.jpg

Татьяна Назаренко и Игорь Новиков — известные московские художники, сейчас живущие в Швейцарии, о восприятии искусства сегодня и вчера, в нашей стране и на западе. Мы решили опубликовать ее для вас в полном варианте, без сокращений.

Расскажите, что за выставка у вас открывается в Цюрихе?

Игорь Новиков: Выставка называется «Русские сезоны» и пройдет с 12 января в галерее Jedlitschka Gallery (Seefeldstrasse 52. CH – 8008 Zürich, Switzerland). Хорошая галерея, в самом центре Цюриха, с просторными светлыми помещениями, большими окнами. Ее хозяин, швейцарец, уже не первый раз делает мои выставки. На выставке будут показаны три художника, я, Таня Назаренко и  мой отец, художник Алексей Новиков. Он чаще бывает в Швейцарии, чем в Москве. Много где выставлялся и тоже востребованный художник. От каждого из нас будет по 8-9 работ. К выставке будет выпущен каталог.

Алексей Новиков. Празднование. 42х62 см. х.м. 2000 г.

«Русские сезоны» …  вы прямо продолжаете идеи Дягилева, представляете Россию и русское искусство западной публике?

Игорь Новиков: Татьяной больше всего интересуются не столько европейцы, сколько бывшие «наши» в Швейцарии, в Германии, Франции. Европа маленькая и через соц. сети люди из разных уголков интересуются, когда будет выставка Татьяны, можно ли будет увидеть ее саму и т.д. Это не только те, кто эмигрировал в 1990-е, но и, кто уехал недавно.  Они знают Татьяну в первую очередь по московской художественной среде. А вот меня и моего отца больше знают швейцарцы. Но, какими бы ни были наши паспорта, мы всегда будем русскими художниками, и наше искусство – это русское искусство.  Поэтому, да,  данная выставка представляет русское искусство европейцам. Но не все, конечно, а только то, которым именно мы занимаемся. 

Игорь, про искусство Татьяны Григорьены мы уже рассказывали в одном из интервью,  расскажите, пожалуйста, про ваши картины. Эти люди, это какие-то символы?

Игорь Новиков: Это пиктограммы. Условные знаки. Фантомы. В зависимости от ситуации и от картины, они могут означать разное. Юмор, сострадание,  библейские  сюжеты,  иногда,  это политические вещи. Появились они на моих холстах в 80-е гг., в момент перестройки и сначала были красного и черного цвета. Потом стали появляться и другие цвета, белые, зеленые,  желтые … Это не дорожные знаки (как некоторые предполагают), а полностью придуманные фигуры –  кто-то лезет по лестницам, кто-то летит по небу, кто-то вылазит из земли, идет шеренгой по Москве или по русским пейзажам и так далее.

Игорь Новиков. Goodbye, Russia! 150х200 см. х.м. 2004.

У художников живопись бывает чисто фиксация, у вас же тут очевидное высказывание? 

Игорь Новиков: Я стремлюсь создать какое-то напряжение, поставить вопрос и отобразить время, в котором я живу. Я заметил, что иногда события, которые я изображаю на своих картинах становятся пропроческими. Например, картину «Goodbye, Russia!» я нарисовал в 2004 г. Лесоповал — это русский вечный хаос с одиноким уцелевшим медвежонком, который смотрит на наш Кремлевкий некрополь — Мавзолей с встревоженностью, извечным вопросом «Что делать?». Белый цвет трех фигур олицетворял цвет пробуждающейся революции. Другая моя работа, «Московская жара», 2009 года. Не ведая о грядущем укранском расколе, я нарисовал тушение пожара, на фоне Флага Украины наших двуглавых Орлов с лейками.

Московская жара. 140х190 см. х.м. 2009 г.

Моя жена Татьяна, чем гениальный художник и знаменитый?  Тем, что она отразила свое время. Я считаю, это главная задача художника. Чем мы и занимаемся. Чем индивидуальнее ты это делаешь, чем больше имеешь в искусстве «свое лицо»,  тем больше ты Художник. А не просто ремесленник, который, не вкладывая никакой индивидуальности,  рисует пейзаж, церковь, водопад, лес и так далее, которые уже сто раз писались. Художник должен иметь свой мир, в котором  живет сам, и куда приглашает зрителя. И когда мы видим этот образный мир, то сразу считываем, это вот Татьяна Назаренко, а это Наталья Нестерова, вот Целков и так далее. Это говорит о том, гениальный это художник или нет.

Просто писать пейзажи и этюды, делать фотографии и т.д. – это несерьезно. Задача художника изобразить, создать новый образный мир.А получилось у нас или нет, покажет время.

На сто процентов с вами согласна, что «инакость» делает художника. Но в нашей стране, «инакость» всегда особенно искоренялась.  

Игорь Новиков: В художественной среде вообще распространенно, что художники суетятся, чтобы во время кого надо пригласить, налить стакан вина, договориться, сделать умное лицо, быть членом разных  советов и комиссий, партий. Бегают за  разными званиями  медалями, орденами. Мне это напоминает бесовщину. 

Кстати, с Татьяной Григорьевной понятно, а у вас то звания тоже имеются?  

Игорь Новиков: Я являюсь почетным членом российской Академии художеств. Скрывать не буду, я рад и благодарен Академии. Мне, конечно, было стыдно это звание получать. Я то помню Академию еще по Суриковскому институту, где я учился в  мастерских Ю. Королева. Е. Салахова…… Конечно, не все там были исключительно выдающимися художниками, но для нас академики были очень уважаемыми старичками, в очках, в серо-черных пиджачочках. Их было не более пятидесяти человек. В Академии была такая тишина, что нами  она воспринималась как Храм искусств, эзотерика, какой то закрытый орден. А сейчас, конечно, это уже не совсем то. Иногда глянешь, кто там в Академии есть, и возникает большой вопрос и удивление.

Вы упомянули Суриковский институт, это было вашей почвой? Вы оттуда выросли как художник?

Игорь Новиков: Начнем с того, что мой отец художник. Конечно, как все дети, я тоже что-то рисовал с самого начала. В итоге сложилось, что тоже стал художником. Хотя отец не очень был рад. Конечно, и в те времена жизнь художника была не сахар, но в советское время мы были обласканы хоть немножко властью,  выдавались мастерские, еще что-то. Сейчас ты должен сам выжить / заработать / купить / снять, как хочешь, так и вертись. Быть художником сегодня, все чаще напоминает какую-то клоунаду.

Подождите, но ваше творчество, то властью вряд ли было бы обласканным … 

Игорь Новиков: Конечно нет. Многие работы ставились к стенке. Нельзя было все показывать. Например, небо с Таниной картины.

Такое синее небо нельзя было писать в 80-е годы.

Татьяна Назаренко. Женская компания. 150х120 см. х.м. 2007.

Потому что была масса других художников, Папикян, там еще кто-то, которые бы орали, топали: «Как это так, должны быть облака, должно быть сфумато!» Сейчас в это сложно поверить. Как в Попкова, например, летела масса шишек и так далее. Уже сам по себе цвет мог раздражать многих. В те времена тоже было не просто. 

Когда я учился в институте (все-таки в Москве было лучше, чем в Ленинграде, Суриковский  всегда был более «левый», более свободный), но все равно, когда многие педагоги видели мое синее небо или зеленую землю, что я иногда делал, хватались за голову.  Рисунки у меня были хорошие, я старался, все же это Суриковский институт. Школа Репина, Сурикова,  я пытался соответствовать. А насчет композиции мне казалось, что я могу выразить свое видение, чувства. Я то думал всегда, что композиция – это свобода.  Что ты можешь смело показать так, как считаешь нужным.  Когда эти синие, красные, оранжевые цвета, которых много было на моих картинах,  видел Бондренко  Павел Иванович, в то время ректор, то он топал ногами, кричал: «Как же так? Да, как ты смеешь!»  Суриковский институт относился к Ждановскому райкому партии, помню была одна женщина, первый секретарь района, которая приезжала на все просмотры. Поэтому, когда видели  «леваков», то исключали из института.  Меня, например, исключали  дважды, пришлось переводиться в другие  мастерские, за то, что я чуть-чуть не так видел цвет или форму,  сюжеты — это было печально.

Тогда были одни претензии  и сложности,  а  сейчас появились другие… 

Игорь Новиков: Да. Сейчас ведь тоже нет свободы особой. Стали вот говорить, что нельзя показывать обнаженную натуру. Это же смешно.

Мы ездим во все музеи мира и видим там обнаженную натуру. Никому не приходит в здоровую голову, воспринимать это порнографией, растлением или еще чем-либо, кроме искусства.

Таня Назаренко: На этой неделе у меня брали работу на выставку в Академию. А я не могла найти нужную работу, которую уже напечатали в каталоге. И предложила другую, тоже красную, а там две девушки, которые ногами играют головой мужчины. Мне говорят: «Татьяна Григорьевна, ну вы понимаете, а вдруг придет кто-нибудь из Министерства культуры, и не понравится работа?».

Причем тут понравится ли кому-то из Министерства? Мы иногда забываем в каком мире мы живем, и как быстро все может измениться.

Татьяна Назаренко. Игра. 120х80 см. х.м.

Я счастлива, что ушла из Суриковского института и могу теперь свободно ездить путешествовать.  Дело не только в мелочах, но в главном, теперь студенты института должны знать, как исполнить определенную идею и не более того. Суриковский и Репинский всегда были институтами Творцов. Сегодня, это изменилось. Это теперь больше какой-то институт ремесленников  напоминает, чем институт творческих людей, художников. А что делает церковь? Пиотровский недавно верно сказал, что театральные постановки могут судить только театральные критики, а не церковь и даже не зрители. А не будет Пиотровского, который вступается за искусство, будет какой-нибудь его зам, который этого делать не будет. 

Ирина Кулик: Чем интереснее искусство, тем непредсказуемее реакция на него.

Игорь Новиков: Мне кажется, что в Москве, в России духовность заканчивается постепенно и окончательно. Духовность, которая была присуща ей в советский и особенно в до советский период. С наступлением советского бандитского капитализма и церковной революции, культура в России приходит окончательно в тупик и деградацию.

Я в своих произведениях не смеюсь ни над Россией, ни над Западом. Наоборот, мне печально. Массовое одурачивание людей происходит и там, и там. Но у нас в большей степени. Обидно, что Россия – богатейшая страна в мире, у которой есть столько природных богатств, нефти, земли и так далее, но в отличие от, например, Норвегии, где 50% принадлежит норвежцам, или в Саудовской Аравии, где человек уже рождается миллионером, у нас большая часть населения живет в нищете и разрухе, влача скудный образ жизни.

Игорь Новиков. Вечерний звон. 95х130 см. х.м.

Игорь, но вы находитесь на  28 строчке рейтинга  «50 самых дорогих ныне живущих российских художников» газеты The Arts Newspaper Russia. Как вы этого достигли и как стали гражданином Швейцарии? 

Игорь Новиков: В конце 80-х  было уже попроще договориться насчет мастерской, и вот я получил под мастерские дом на Фурманном переулке. Он  был под выселение и, кажется, за 200 рублей нам его отдали, «делайте что хотите». Жильцы выезжали, а художественная колония разрасталась. В 1989 году на нашу выставку приехали иностранцы и решили ее показать в Варшаве, выпустили каталог. Потом она отправилась в музей города Мартиньи в Швейцарии. Мы поехали на открытие, и там я подписал контракт с галеристами. Позже получил стипендию ЮНЕСКО. Получается, что с 1990-го года я живу на Западе, хотя конечно с Россией связь я тоже никогда не терял.. В 1993 году была персональная моя выставка в Третьяковской галерее. Но здесь меня знают меньше, чем в Европе, где мои работы, мои пиктограммы узнают. В общем, за эти годы, как-то сформировалась ценность работ. Много было выставок, разных каталогов, цены росли постепенно. 

Москва послезавтра. 155х200.см. х.м. 1989. Данная серия работ находится в собрании Третьяковской галереи.

Нас с Татьяной какое-то время не было в России и сейчас, когда мы с экрана телевизора услышали, что стране надо поддержать Алеппо, отстроить все эти  руины, нам не понятно, когда вся наша страна в руинах, о чем может идти речь? Ни одного музея государством не было построено.  Но только вот разве что,  Ельцин центр.

Татьяна Назаренко: Ты знаешь, это очень казусная концепция «Ельцин дал свободу». Из рук Ельцина в свое время лично получили государственные премии я и Наташа Нестерова. Мы получили свободу. Никогда в жизни я бы не получила государственную премию, если бы не Ельцин. Ни до него, ни сейчас. Я помню тогда за меня голосовал Бажанов, а другой кандидатурой был Виктор Иванов, который  по всем правилам должен был, как такой наш великий реалист, получить эту премию. Я его безумно уважаю, но то, что премию дали мне, было возможно только в Ельцинское время. Но почему-то никому в голову даже не пришло попросить мои работы или Наташи Нестеровой на выставку в Ельцин центре. Я узнала обо всем этом только из СМИ, увидев, как все Путин, Медведев, Наина Ельцина и другие художники снялись на фоне картины Эрика Булатова  ”Свобода”.

Игорь Новиков: В нашей стране культура не поддерживается государством. Во всяком случае, то искусство которое делаем мы, власти не интересно.

Власть  любит то, что им весело и понятно, театр там, эстрада, кино, на худой конец.

Игорь Новиков. Большой Стриптиз. 140х190 см. 1994

Искусство власть не веселит, под него не особенно расслабишься, не потанцуешь, не споешь в кароке. Культура в их понимании — это развлечение, послушать песни «под фанеру» на своей вилле в Лугано или в Монте-Карло, на худой конец на Рублевке или Сочи-Плесе. Ходил я по этим театрам, десятки сотен их в России и особенно в Москве, отстроенные под народных артистов и так далее, они все блестят, они все в мраморе.  А мы то, художники, зачем им нужны?

Татьяна Назаренко: Мне не интересно, когда искусство – момент развлечения. 

Развлечение – это прекрасно, но я не могу с этим согласиться. Искусство – это не только развлечение,  это познание мира.

Татьяна Назаренко. Мясники. 140х170 см. х.м. Московский музей современного искусства.

Музей современного искусства был создан Зурабом Церетелли  огромнейшими битвами, боями и собственным влиянием. Академию художеств отрезали от всех институтов и от всех бюджетов. Закупок современного искусства государством не проводится. Многие вещи, это я знаю по себе лично, были закуплены в Московский музей современного искусства лично из кармана Зураба Константиновича, за что я ему очень благодарна.

Искусство вынесено за большие рамки. Все дальше и дальше. В 1990-е были левые, правые, было много замечательных выставок, действительно, свободы действий. Манеж сейчас отобрали, отдали актуальному искусству. 

Летом там было интересная выставка —  биеннале уличного искусства.

Татьяна Назаренко: Прекрасно, уличное искусство.

Но изобразительное искусство сейчас не востребовано. Станковое искусство, я имею в виду.

Татьяна Назаренко. Большая компания. 360х100. см. х.м. 2013.

В Пушкинском в том году была выставка Пивоваров и Кранахи. Станковая живопись, пожалуйста. Он специально создал серию работ. 

Татьяна Назаренко: Да, последнее время идут эти «адекдотические выставки»:  Пивоваров-Кранахи, Гутов-Рембрандт. Все ходят с умным видом, ищут в железках Гутова близость к Рембрандту.  Против Гутова я ничего не имею, он мне симпатичный художник, только если бы не сравнение с Рембрандтом. На мой взгляд, это анекдотично.  

То есть вы против современного искусства в классическом музее? 

Татьяна Назаренко: Нет, я считаю, что актуальное искусство сейчас завоевывает все больше места. 

Игорь Новиков: Один раз Бойс принес мусор в музей в 1950-х годах.  Его кстати хотели за это выгнать из Германии, лишить гражданства. Но один раз это интересно, мусор в музее. Или у нас в Швейцарии один голый бегает по музеям, и вот семь музеев ждут, когда же он у них пробежит по залам. Или, так называемая, «художница» принесла  свою грязную, не заправленную кровать, с трусами, водкой, презервативами на биеннале в Венецию, потом ее показывали многие  музеи. Ну и что это такое? Это театр, это акция, но это не изобразительное искусство. Выставлять золотые унитазы, бегущие строчки, телевизионные  экраны,  случайные  фотографии, фрагменты  нашей  повседневной  жизни …   Цирк, балаган, шапито, я не знаю как это назвать, но не изобразительное искусство.

Разные люди, разные вкусы, я не спорю. Я не против концептуального искусства. Но мне кажется, мир стал в этом плане однобок. Идет мощный крен в сторону актуального, концептуального искусства не только в России, во всем мире. А где демократия? Есть и другие видения мира, в котором мы живем. Почему говорят, что актуальная инсталляция – это искусство, а живопись — не искусство?

Погодите, но никто же не подвергает сомнению, что то, что вы и Татьяна делаете – это искусство.

Игорь Новиков: Нет, конечно. Я не о себе в данном случае беспокоюсь. Я говорю вообще, про живопись, традиционные медиа. Мне жалко, что многие люди не видят вещи интересные, которые происходят в Москве и в других городах.

Диана Мачулина: Напуганные официальным представлением фигуративного искусства, критики начинают бояться формы.

Есть одно искусство – концептуальное, а есть и другое. Понятно, если речь идет о частной галерее, то право галериста выставлять то, что он считает нужным. А когда речь идет о государственных музеях и выставочных площадках, то разное искусство имеет право быть там представленным. Бюджет живет за счет налогоплательщиков. У нас в Швейцарии мнение налогоплательщиков, мнение разных групп людей, очень сильно учитывается. К нему прислушиваются. Проводятся опросы, дебаты, голосования и все споры решаются на государственном уровне. Конечно, и в Швейцарии приоритет в сторону концептуального искусства. Но дебаты идут.

Кто-то говорит, зачем нам Кандинский, Миро, когда это все уже было? Но и Бойс, понимаете, это тоже ведь уже было?

Игорь Новиков. Валя. 80х80см. х.м.2014.

В Италии уборщица выкинула инсталляцию, приняв ее за мусор. Читать далее.

И потом куда девать эти интсталяции из мусора и тому подобное, где их хранить?  А за них ведь  отдали большие  деньги, они получили гранты. Многие современные актуальные художники, я считаю, «засоряют эфир». Они держатся сворой, своей энергичностью пропагандируют эти вещи свои, только сбивают с толку людей. Утверждаются, «втискиваясь» со своими проектами  в государственные музеи. Потом бегают по миру и кричат «Мы в музее, мы на биеннале!». 

Но кому это нужно? На аукционах, кстати, этого безобразия нет. На аукционах продается хорошее искусство. Изобразительное искусство. Людям, тем кто покупает, эта ерунда не нужна. Возьмите того же Кабакова, ведь и он вернулся к живописи. А уж рисовать то он умеет, у него и образование хорошее.

Татьяна Назаренко: В Нью-Йорке люди ходят в Метрополитэн, в МОМА, смотреть искусство.

Погодите, но вы ведь Таня, вы же делали инсталляции. Не только же живописью теперь в искусстве жить. У вас кто-то из актуальных художников, не живописцев вызывает симпатию, интерес? 

Выставка «Исчезающая реальность» Татьяны Назаренко в Мраморном дворце ГРМ.2006 г. 

Татьяна Назаренко: Я люблю видео-инсталляции. Видео-арт. Это интересно. Но, я хочу сказать, что это другое искусство. Вот у Свибловой, замечательный великолепный музей, но это медиа – другое искусство.  В театре, в музыке, есть градации, но только почему-то в искусстве, эти градации стирают. Если это называют изобразительным искусством, но на мой взгляд это нечто иное. Из современных актуальных художников, не знаю может быть мы с Игорем не сойдемся, ну мне вот нравятся AES+F. Но опять же,  Таня Арзамасова пишет великолепно. Они делают рисунки, пишут и на холстах. Они ставят вопросы.

Художник — это тот, кто делает свои вещи Артистически.  Ставит проблемы и решает их художественным способом.

Игорь Новиков: Мне очень понравилась выставка Гелия Коржева. Я, например, для себя открыл его эту серию с демонами, чертями …. Но понимаешь, он — Художник. Это интересно и это всегда будет интересно. А двадцать стаканов или тридцать бутылок, или кровать, принесенная в музей, — это ничто, это пшик. Отставьте это из музея, и никому это не будет интересно. Ни сейчас, ни тем более в будущем. Они рвутся в музеи, чтобы быть рядом с классиками, чтобы придать себе художественности. Но это же видно сразу, человек профессионал или нет. 

Почему многие прибежали на Фурман? Потому что это «поперло». Можно было заработать бабки. Первая волна много заработала денег на искусстве. Люди туда ринулись и потому что можно было прославиться, как-то придать себе значимости. Закончилось это в 1993 году. И все, все эти «художники», они  пропали. Кто стал на барабане играть, потом глядишь перформансы уже делает, потом стал главным редактором какого-то журнала, другой открыл магазин ботинок. Это не художники, понимаешь? Это случайные люди в искусстве. Они крутятся, вертятся, вместе они тусовка и в этом их сила.

Игорь Новиков. Швейцарские лебеди. 100х140 см. х.м.2011.

Если человек профессионал, художник, это видно, чтобы он ни делал, в какой технике и так далее. Эрик Булатов – он художник. Пивоваров – он художник. Олег Целков, Наталья Нестерова, Янкилевский, Гриша Брускин, Константин Худяков — это, на мой взгляд,  гениальные художники. 

Татьяна Назаренко: Вот группа Война, мы видели репортаж, когда были в Цюрихе. Уехала семья с тремя детьми, с колясками в Швейцарию. Их всюду выгоняли со скандалами. Они были бездомными. Кому они несчастные в Европе нужны со своими акциями против России? 

Есть профессия Художник. Она безумно сложная.

Я всем своим студентам говорила, что это безумно тяжелая профессия. Если вы не можете, не надо. Не надо рожать детей во время учебы и особенно перед дипломом. Очень прошу вас сделать это после. Ну и другие истории я рассказывала, разные, но я предупреждала, что это тяжелая профессия. Если вы рассчитываете, что быть художником — это просто и легко, лучше уходите. Переходите в другую мастерскую, где вас научат рисовать листики винограда, просвечивающие солнцем, но от этого вы не станете художником. 

Вообще наша российская действительность накладывает отпечаток на все наше отношение. Российские выставки молодых художников, про которые в Институте говорят: «Какие замечательные выставки!» Однажды на президиуме Академии я сказала, что последняя выставка была чудовищной: «Я только что приехала из Ульяновска, где взрослые художники не могут заплатить за свои мастерские.

«Не могут ничего заработать своим искусством. И что вы готовите нищих, для какой будущей жизни? Они абсолютно никому не нужны!»

Татьяна Назаренко. Русская матрешка. Масло на дереве. 1997 г.

На меня весь Президиум горой попер: «Что вы говорите, Татьяна Григорьевна! У нас все так замечательно». 

Интервью: Катя Карцева

© 2016 artandyou.ru и авторы