Сергей Катран художник-исследователь, работающий над созданием сложносочиненных, многодельных проектов, включающих скульптуру, видео, звук, текст. В 2013-2014 номинант Премии Курехина. На базе Галереи 21 на Винзаводе до 15 апреля 2016 проходит его выставка «Пока не исчезнет слово», где Сергей трансформирует слово. Оно из виртуального превращается в материальный объект. В проекте принимают участие поэт и полиглот Вилли Мельников, эксперт в области технологического искусства ::vtol:: (Дмитрий Морозов), медиа-поэт Наталья Фёдорова, немецкая художница, специалист по биосистемам Роза Рёккер. С Сергеем мы поговорили об эмоциональной и исследовательской составляющей деятельности художника, о соотношении классического и новаторского в искусстве, о культурной памяти и искусстве как объекте культа.
Сергей, «Пока не исчезнет слово» — это ваш проект, к созданию которого вы привлекли еще нескольких авторов — Вилли Мельникова, Наталью Федорову, Дмитрия Морозова ::vtol::, Розу Реккер, но сама идея изначально принадлежит вам?
Сергей Катран: Проект цельный и мультимедийный, но в действительности состоит из нескольких произведений — два видео, одна аудио работа, бронзовые грибы-трутовики под общим названием «Уши» и объекты из серии «Слово». Аудио инсталляцию мы выполнили с Вилли Мельниковым, а музыкальную основу для этой работы выполнил ::vtol:: Видео работа «Проговоры с Розой» — это оригинальная документация лингвистического перформанса, который мы делали вместе с Розой Рёккер в Берлине в марте 2015. В этой работе отчётливо проявляются ростки поэзии, её начало и сущность. Другая видеоработа называется «Ритуальная игра». Мы придумали и воплотили идею совместно с Наташей Фёдоровой. С помощью семи семечек подсолнечника мы исследуем всевозможные типы знаковых форм. Все эти работы возникли по моей инициативе и я рад, что художники и мои друзья откликнулись и нашли возможным взаимодействовать со мною в этих проектах.
Получается, что здесь уже сама кураторская репрезентация проекта лежит в пространстве вашего творческого самовыражения? То есть вы выступаете как художник-куратор, для которого конечное произведение — это сам проект?
Сергей Катран: В данном случае, мне кажется, быть куратором — не самая выигрышная позиция. Прежде всего, это именно мой персональный проект, просто я не имею ничего против взаимодействия с другими авторами. Такое взаимодействие всегда приводит к взаимообогащению. У меня есть реализованные кураторские проекты, но в данном случае, это другое, это именно мой авторский проект как художника. И я это очень четко разграничиваю.
Поясните пожалуйста, где тогда проходит эта грань? Ведь вы могли фигурировать в рамках проекта в единственном числе, но все же привлекли и других авторов. В чем различие с вашими кураторскими проектами?
Сергей Катран: Кураторский проект предполагает общую тему, в рамках которой художники создают свои произведения, имея широкую свободу для реализации.
Позиция куратор — художник как правило вертикальная, что часто даёт куратору возможность для «режиссуры». А здесь мы с ребятами взаимодействовали на уровне художник — художник. Больше это напоминало некую игру, эксперимент.
На открытии выставки также имел место очень эффектный танцевальный перформанс. Недавно я столкнулась с работой доктора культурологии В. В. Ромма «К методике палеохореографического анализа», в которой он исследует хореографические изображения, относящиеся к палеолитическому периоду, и выявляет осознанное запечатление первобытными «художниками» танцевальной активности в созданных ими изображениях. Ну а в условиях современности тем, что телесность — это особый язык , т.е. способ коммуникации, уже никого не удивишь. Какой месседж ребята из компании Poema Theatre хотели материализовать через свои перформанс?
«Поэмовцы» не сразу ведь согласились участвовать в проекте. Они сейчас чрезвычайно востребованы. И знаете, что всё -таки решило дело? Идея! Я предложил Жене Четвертковой и Володе Ермаченкову сложную и амбициозный задачу. С помощью пластического искусства перевести слово на язык танца. Женя не смогла принять участие в перформансе. Она улетела в Берлин на важный для неё танцевальный проект. Но до последнего она с ребятами Володей, Милей Кашапыч и Виолеттой Морозенко, готовила этот наш перформанс. Для проекта «Пока не исчезнет слово » эта работа является возможностью показать ещё одну новую транскрипцию слова теперь в танце и это очень близко с исследованиями в области хореографии палеолита доктора куртурологии Ромма, о котором вы упомянули.
То есть это было некое соавторство, сотрудничество, больше напоминающее творческую лабораторию? Такого, чтобы вы руководили процессом, давали генеральную линию не было?
Сергей Катран: Да, слово лаборатория здесь больше подходит. Благодаря такому сотрудничеству идея получает живое развитие. Такую работу интересно делать и за процессом такого труда интересно наблюдать.
На выставке вы пытаетесь материализовать и осмыслить понятие искусство на пересечении звука, текста и образа. В том числе предоставить зрителю возможность по-новому его осмыслить. Почему вам кажется, что искусство сегодня нуждается в определенном обосновании и переосмыслении?
Сергей Катран: На самом деле в этом проекте я в первую очередь работаю со словом. Серия скульптурных объектов, составляющих фактически все тело выставки, называется «Слово». Я задаю загадку зрителю, что обозначает слово скрытое в материальной форме скульптуры. Какое именно слово зритель должен догадаться сам. Это тайное слово. Как знаете, имена бога бывают не произносимые. К этому слову надо прийти путем определенных размышлений. Это также отсылает к практике расшифровки мертвых языков. В мире еще остались языки, которые не расшифровали ученые. И мы ставим зрителя в похожую ситуацию исследователя. Многие предполагали, что может быть это слово «Любовь» или слово «Бог». Хотя сейчас такое время в целом, клиповое мышление и общее ускорение, что людям не терпится получить все и сразу. Поэтому ни у меня терпения не хватает, ни у зрителей и в итоге — мы раскрываем тайну этого слова.
Подразумеваете ли вы этим, что к самому искусству стоит относиться с большей ответственностью, вниманием и осмысленностью?
Сергей Катран: К этому я и подвожу. Здесь важно не то, ЧТО, а, то КАК. Именно об этом видео «Ритуальная игра» созданное вместе с Натальей Федоровой. Она медиа-поэт, лингвист, работает сейчас над текстом для медиа-оперы, в котором используется 99 имен Бога. Это очень напоминает чтение слова «искусство» на 60 языках мира.
Ханс-Ульрих Обрист включил Джулиана Ассанджа в художественный контекст. Читать далее.
У Юма была такая мысль, что наука — это новая религия. Можно также сказать, что искусство — это новая религия. Искусство часто берет на себя функции культа.
Первое, что ощущается на выставке это атмосфера некого буддистского храма, некой сакральности.
Сергей Катран: Да, работы отсылают к тибетским или индуистским мотивам. Отчасти ими я вдохновлялся, недавно вернувшись из путешествия в Камбоджу, где посещал великий Ангкор-Ват.
Фразу «искусство — это новая религия» можно расценить двояко, для многих сегодня искусство — это инвестиция, а арт-рынок — идол капиталистической системы по созданию раздутых ценностей…
Сергей Катран: Старинные иконы или древние фигурки Будды стоят баснословных денег.
Превратить предметы культа или искусства в фетиш (по Марксу) — излюбленная игра для операторов капиталистической системы, но искусство имеет систему самозащиты, всегда сбрасывая попытки перевести его всецело во власть денег.
Хотя материальная ценность искусства всегда будет существовать — это далеко не единственная его составляющая, а стремление заработать денег — далеко не главный побудительный мотив творческого человека к реализации своих идей. Ценник ведь не всегда определяет истинную ценность того или иного произведения.
Искусство на выставке лично мне увиделось как непрерывный процесс от гончарного мастерства, зародившегося еще в древних цивилизациях, до современных саунд-арта и перформанса, научного искусства. Вкладываете ли вы какие-то смыслы в эту связь традиционного, классического с новаторским, современным? Все таки гончарный круг — это нечто абсолютно рукотворное из сферы ремесла, в чем вы видите преемственность искусства того времени и современного, это одно и тоже явление или современное искусство — это уже нечто совершенно иное?
Сергей Катран: Для меня эта связь, безусловно, существует, она прослеживается и по выбору материалов и по конечному результату. Такая и была задумка. Вы сами подметили, что подобная пластика скульптур нам знакома. Не случайно возникают ассоциации с искусством и архитектурой древнего Тибета, Индии, государства Тхмеров, которым сотни и даже тысячи лет до нашей эры. Где-то на подсознательном уровне эти формы считываются.
Мне показалась очень важным делом связать то, что было создано в искусстве несколько тысяч лет назад и современные формы с их техническими принципами компьютерной графики. По сути, мы воспроизводим с помощью этих глиняных деталей работу эквалайзера, делая некое обобщение длинною в несколько тысяч лет.
Если пофантазировать об искусстве будущего, будет ли существенный сдвиг в сторону технологического искусства, сингулярности? Или все же ремесло, традиционные медиа и новые технологии в искусстве будут развиваться как-то параллельно?
Сергей Катран: В каком-то смысле мы находимся в будущем уже сегодня. Если отмотать пятьдесят или сто лет назад и представить, что вы задаете мне этот же вопрос. Потому что были и тогда новаторы Малевич, Дюшан, несколько позже, Кейдж. Как бы вы ответили сами на него?
Я бы ответила, что просто появились технические возможности для художников выражать свои идеи в форме новых медиа, которые художники, конечно, просто не могли проигнорировать. Но это не означает, что традиционные формы — живопись, скульптура утратили свою актуальность сегодня…
Сергей Катран: В том-то и дело, сегодня в скульптуре работают Аниш Капур, Тони Крэк, Этони Гормли и другие. Есть прекрасные образцы современного видения искусства, созданные во вполне традиционных техниках. Здесь важнее идея, которую художник вкладывает в свое произведение. Что касается меня, то я как правило не зацикливаюсь на каком-то одном материале или технике. Последние два года я работаю с классическими материалами — бронзой, керамикой. Но вообще выбор материала зависит от идеи, которая сама выводит на материал. Как это случилось, например, с проектом «Пока не исчезнет слово». Занятно, что этот проект он родом из моих литературных опытов. Много лет назад я не был художником, каким меня знают сейчас, а занимался преимущественно поэзией, лингвистикой. Еще тогда мне показалось интересным материализовать слово. Сейчас язык переживает бурные времена. Думаю, что мой проект особенно актуален сегодня, когда буквы встретились с цифрами. Все не только описано, но еще и оцифровано и переведено в виртуальную реальность. В рамках данного проекта путем перевода из одного материала в другой, я получил слово в материальном виде. Что вводит и культурный оборот понятие-предмет, невозможный, парадоксальный и существующий наяву.
Вы в первую очередь художник-исследователь, художник-ученый правильно я понимаю?
Сергей Катран: Ну, ученый это сильно сказано. И потом не все инструменты, которыми пользуются ученые мне подходят. На мой взгляд, у художника больше свобод, у него есть право на ошибку. А у ученого должно быть все проверено, выверено и обосновано. А это на мой взгляд отнимает скорость в принятии решений и вынесении предположений. Хотя и там и там требуется интеллектуальная работа. Прежде всего, это для меня важно. Я понимаю, что художники тоже разные бывают, многие творят на эмоциях, но лично меня эта часть художественного процесса меньше интересует. У меня есть состояние свободного перемещения от одного медиа к другому. Есть также состояние ги-деборовского путешественника или первооткрывателя или изобретателя. Отсюда моя любовь к парадоксу, абсурду — играм разума.
Интервью: Катя Карцева. Фото: Олег Яковлев.
© 2016 artandyou.ru и авторы