Скульптура, как искусство создавать из глины, воска, камня, металла, дерева, кости и других материалов объемные формы прошло огромный путь от древнейших времен к современности. Сергей Соболев — современный скульптор, в своих работах обнажают бессознательное внутреннее измерение, что-то очень знакомое и естественное. Эти сверхчувственные энергии в его творчестве свободно перетекают друг в друга, меняя ракурсы пластического воплощения, балансируя между частным и общественным, прикладным и лишенным всякой утилитарности.
Окончив факультет скульптуры МГАХИ им. Сурикова в 1998 году Сергей реализовывает себя на поприще искусства, скульптуры и дизайна, являясь по его собственному определению мета-дизайнером. Artandyou.ru пообщался с Сергеем о слабых местах академического образования, фигуре скульптора XXI века, почему на наших улицах так мало современной скульптуры и многом другом.
Сергей расскажите, ваше творчество — это поиски неких универсальных архетипических состояний?
Сергей Соболев: Да, вы правы, мне действительно свойственен уход в определённый символизм и, как правило, он касается универсальных понятий, которые как нити связывают всё многообразие проявлений жизни. Мир людей покрыт оболочкой, толстой глазурью ролевых взаимоотношений и социальной мифологии, и эта тема огромна, но она меня вообще не волнует.
У каждого художника есть своя модель восприятия, масштаб, фокусировка, ассоциативные ряды и т.д. Именно специфика восприятия определяет изобразительные формы и методы.
Так получилось, что моё восприятие имеет абстрагированную форму.
Абстрактное мышление – это в первую очередь выход из системы существующих стереотипов с целью обозначения какого-то нового определения.
Архетипичность очень тесно связана с языком. Каждое слово тоже претендует стать архетипом, однако каждый человек имеет собственное прочтение слов. И в этом возникают «трудности перевода». Оно вызывает в разных людях разные эмоции и ассоциации, связанные с его личным опытом. Так что, если речь идёт об индивидуальном прочтении, ничего универсального быть не может. А визуальное искусство – это одна из форм коммуникации, поэтому предполагает это самое индивидуальное прочтение. Представьте себе, на земле живёт семь миллиардов человек и каждый абсолютно уникален по своему психическому устройству и восприятию. Есть схожие черты, психотипы, но при пристальном сравнении все совершенно разные. Это поражает. В этом и проявляется интерактивность восприятия любого произведения искусства. Зритель приходит с одним ощущением, а уходит с изменённым, но при этом он наделяет произведение своей интерпретацией, и каким-то новым смыслом.
Как выстраивается ваш рабочий процесс?
Сергей Соболев: В работе главное поймать вдохновение, потому как без него все бессмысленно. Так что если хотите пожелать что-то художнику, пожелайте ему вдохновения. Смысл искусства не в создании произведения, а в мистерии самого процесса.
Очень важно и это универсальный совет для всех – не желать результата, а увлечься процессом и, когда результат перестанет беспокоить, он возникнет сам по себе.
И ещё я не верю в тезис, что искусство проверяется временем. Обычно всё видно сразу. Искусство существует не для того, чтобы его объяснять, а для того чтобы в первую очередь его почувствовать, а потом уже поговорить о своих впечатлениях. Оно развивает чувствительность. В идеале чувствительность должна присутствовать во всём, но искусство, как тренажёр чувствительности, оно только для этого. Оно обязывает проявить чувствительность, иначе просто ничего не поймёшь.
Искусство не задаёт вопросов и не даёт ответов, просо задевает струны, о существовании которых быть может ранее и не догадывался.
И что тут можно объяснять, если человек не чувствует. Я говорю о настоящем искусстве. Я сам люблю всё анализировать, причём это происходит не преднамеренно, но если говорить о собственных работах, этот процесс включается не в преддверии создания работы, а когда она уже сделана. А делается она на каком-то внутреннем, бессознательном импульсе. Когда работа уже сложилась, я могу её оценивать, думать, фантазировать о ней, расшифровывать смысл, как один из зрителей, у которого право первого ценителя. Как повар, который первый пробует то, что у него получилось. Но обычно, это проще делать какое-то время спустя, когда эмоции поутихнут и можно посмотреть на вещь более отстранёно. И тогда я могу сказать о чём собственно та или иная работа.
Например, скульптура «Контакт» о том, что присутствует в жизни на каждом шагу. Это прикосновение, рукопожатие, просто общение. Это взаимосвязь, сопряжение, взаимопроникновение, вкладывание одного в другое, совместимость. Визуальный образ широкого философского понятия. Или, к примеру, «Улыбка». Я лишил её черт индивидуальности. Она сама по себе. Она живёт и проявляется в каждом, но это не внешнее выражение, не мимика, а состояние внутренней улыбки. Это состояние, которое хотелось бы, чтобы перманентно присутствовало внутри. Это материализация нематериального.
Вы получили классическое образование, окончив Суриковский институт, но ваше творчество вышло далеко за рамки академической школы. Что в жизни позволило вам перестроить свою оптику?
Сергей Соболев: По правде говоря, я никогда не тяготел к академизму. Конечно, не могу не признать, что благодаря художественному образованию, я овладел множеством знаний и умений. К примеру, знание анатомии и истории искусств оказались очень полезными, а благодаря ежедневной практике появилось свободное умение рисовать и лепить. Порой академическое образование создаёт в человеке дурманящее ощущение мастерства, но это ничего не говорит о нём как о художнике. Это как думать, что ты хороший фотограф уже только потому, что у тебя дорогая камера. Еще есть опасность стать заложником жанра, обременить себя ограничениями, например, что скульптуру надо обязательно лепить, а картину писать.
Для меня академическое образование было не столько изучением специфики жанра, сколько опытом глубинного погружения, постановки глубинных многослойных задач, пристального наблюдения. Видеть же красоту в неприметном, простоту в сложном и сложность в простом не учат.
Пришлось учиться самому, чтобы не умереть от скуки, не потерять интерес, смысл. Я не могу сказать, что у меня был единственный учитель. От каждого я брал по крупицам то, что казалось мне интересным. И это, мне кажется, лучше, чем попасть под влияние авторитета. Правда, в наследство от школы мне остался, я бы сказал, тяжеловесный подход, и от него очень трудно избавиться.
Поэтому, освободившись от академической формы, я пока ещё не освободился от фундаментальности и явно завышенной серьёзности. Ведь суть творчества в лёгкости и радостности процесса.
Для меня идеалом является детское творчество. Взрослые, не без умиления конечно, но как-то высокомерно и снисходительно относятся к нему, хотя оно, по сути, самое верное. Я считаю, что это пренебрежение выглядит, как какой-то негласный заговор. Ведь, если признать, что почти в каждом доме живёт маленький-большой художник, то арт-рынок рухнет, перестанет существовать. Но знаете, многие хорошие, очень хорошие художники стремятся в своём творчестве именно к непосредственности, непредвзятости и остроте восприятия, как у детей, и в этом есть особая ценность.
Детьми были все, а вот сохранить или возродить в себе ребёнка может не каждый. И такой пример внушает надежду и воодушевление, что это всё-таки возможно.
Вообще, меня очень волнует проблема всего нашего образования в школах. Мне жалко детей. Это мясорубка пытающаяся сделать из ребёнка котлету. Дети – хрупкие, чувствительные создания попадают в какую-то враждебную среду, где они, априори, постоянно что-то должны, и это ужасное психологическое давление. Это мощная психологическая ломка, где ребёнок вынужден менять «хочу» на «надо». Видимо в этом замысел системы, и многие искалеченные люди скажут, что это правильно.
Но ведь только живя со словом «хочу» можно быть счастливым полноценным человеком и действительно делать что-то выдающееся.
В школах должны учить учиться, прививать интерес и даже жажду к знаниям, а не насильно впихивать непонятную информацию. Попробуйте заинтересовать, увлечь и процесс обучения станет в разы эффективнее. Овладев умением учиться, человек всему, что ему нужно научится уже сам. В том же Интернете информации в тысячи раз больше, чем во всех учебниках и в головах учителей. Поэтому я буду не оригинален, если скажу, что обучение в школе – это было тяжёлое время. Но как говорится, что не убивает, делает нас сильнее.
Так вот, возвращаясь к Вашему вопросу, оптику перестраивать мне не пришлось, этот процесс внутреннего характера, и он идёт сам собой, и называется путь к себе. Одним из сильных детских впечатлений, когда я ещё учился в художественной школе, стала выставка Гюнтера Юкера в ЦДХ. Это было что-то совершенно «другое», и я тогда поверил, что оно возможно. И ещё у нас дома была книжка «Искусство модернизма», и она меня почему-то впечатляла намного сильнее, чем классическое искусство. Там не было правильных пропорций, красивых поз, сложных выражений лиц, пересчёта всех мышц или пуговиц на одежде, но эти непонятные, ничего не изображающие формы, гладкие и плавные, колючие или гранёные, рождали во мне куда больше каких-то глубинных эмоций и вопросов, как и по какому принципу это работает. Скорее всего, поиском ответов именно на этот вопрос я и занимаюсь.
Расскажите в двух словах о вашей концепции «метадизайна»? Вы не проводите разницы между собой как художником, дизайнером или скульптором?
Сергей Соболев: Метадизайн – это попытка определить своё творческое кредо. Этот термин возник у меня несколько лет назад. Тогда он меня очень порадовал, так как, когда меня спрашивали, я сам терялся в определениях, кто же я такой. Меня не устраивала существующая модель определений.
Слова и термины – это скоропортящийся продукт. Дело в том, что любое понятие широкого смысла очень быстро сужается и обрастает типовыми ассоциациями. Человек слышит слово, и сразу возникает шаблон. Он не утруждает себя анализом.
Поэтому периодически возникает потребность в создании новых понятий, пока ещё не имеющих никаких ассоциаций.
Это скорее внутреннее определение, для того, чтобы самому освободиться от каких-либо внешних штампов. В общем термин «метадизайн» обозначает междисциплинарность, то есть творчество без каких-либо определений. Хотя есть одно определение, которое мне важно – это форма. Я пробовал себя в разных областях и продолжаю экспериментировать. Даже не буду все перечислять, это займёт много времени. Но я пришёл к выводу, что мне всегда была интересна именно форма, во всех её ракурсах и проявлениях. Поэтому для меня метадизайн имеет специализацию в виде дизайна формы везде, где она только может присутствовать. А она, в нашем материальном мире, есть у всего. В этом и проявляется междисциплинарность термина. Я могу придумывать любые формы и знаю о них намного больше, чем многие другие, хотя бы потому, что я по образованию скульптор. У скульпторов есть своя терминология, которая неизвестна даже многим искусствоведам. Серьёзные скульпторы ставят перед собой массу пластических и пространственных задач. Поэтому в их лексике можно услышать такие обороты как «форма должна работать в пространстве», «держать пространство», «найти скульптуру по массе», «пульсирующая форма», «плотная форма», «тугая форма», «инровертная или экстравертная», «статика или динамика», «форма и антиформа», «сопряжение форм» ну и так далее. Всё это унифицированные, базовые определения, не имеющие отношения к жанру, стилю, вкусу. Это внутренняя кухня, условие, чтобы скульптура стала скульптурной. Именно поэтому, далеко не каждый арт-объект можно назвать скульптурой, и далеко не каждую скульптуру тоже можно назвать скульптурой. Этому нигде не учат, это отдельная фундаментальная наука. А теперь, представьте себе большинство предметов окружающих вас. Много ли кто задаётся этими вопросами, создавая их? В большинстве случаев их форма не представляет никакого интереса и никакой ценности. А когда вы выхватываете взглядом из тысячи предметов одну красивую форму, можете не сомневаться – это не случайность, над ней работал человек, думающий об этом.
Я сам постоянно изучаю форму и вижу её везде. Вижу её снаружи, изнутри, в разрезах, вижу, как она меняется при изменении ракурса или света. Это какой-то параллельный и перманентный процесс.
Поэтому, когда я работаю как метадизайнер, я могу сочинять совершенно любую форму, и дом и машину, и печение и нового человека, мне без разницы.
Есть ещё одна очень важная, и, пожалуй, главная, концептуальная составляющая, заложенная в этом термине – это философия предмета. У каждой вещи, у каждой формы может быть внутреннее содержание, её смысл, или функционал, возведённый в философию.
Каждая вещь взаимодействует с человеком визуально, тактильно, энергетически. Мы живём в мире формы пространства и каждую минуту, каждый миг прибываем в нём, и считываем его глазами. Встречаются то острые углы, то окутывающие, то затягивающие пространства, то плоскости стен, вертикали, горизонтали, всего не перечислить. Мы этого не осознаем, но это все действует на нас. И это всё для меня тоже метадизайн.
И все же контекст, аудитория и среда должны играть какую-то роль?
Сергей Соболев: Да, конечно. Любой объект, предмет искусства, может быть сам по себе, но если вы хотите, чтобы он жил в определённом пространстве, то надо это учитывать.
Всё существует относительно окружающего пространства.
Одна и та же вещь воспринимается совершенно по-разному в разных пространствах. Где-то она становится слишком активной, а где-то теряется, где-то она неуместна, а где-то органична, и тогда всё оживает вокруг. В идеале, наверное, лучше создавать работы для своего воображаемого пространства. Тогда не возникает компромиссов в разрешении конфликта между творческим намерением и обстоятельствами. Мне приходилось очень много работать по месту и, такие задачи я воспринимаю, как вызов. Есть ситуация и требуется оптимальное и выразительное решение и в этом есть определённый азарт.
Ваше с женой Ольгой Муравиной агентство Arsforma занимается также предметным дизайном и дизайном света, большими архитектурными формами и объектами средового дизайна. Было ли у вас еще какое-то образование?
Сергей Соболев: Человек учится всю жизнь, каждую минуту, если, конечно, он этого хочет. Всё что случается в жизни, любые события и люди – это учителя. А, возвращаясь к концепции метадизайна, вы можете заметить, что все проекты Арс формы имеют непосредственную связь с формой и пространством. Когда мы отдельно, мы — Оля Муравина и Сергей Соболев. Когда мы вместе мы — Ars forma. За 15 лет наша деятельность много раз трансформировалась. Мы много чем занимались. Это были и отдельные подрядные работы, и ведение собственных проектов. Занимались и проектированием и организационной работой и производствами, и всегда подходили к этому максимально творчески. Но всё-таки, сами по себе, мы самодостаточные художники и, поэтому, мы всё же большую часть времени посвящаем личному творчеству и всячески поддерживаем друг друга в этом. Ars forma дала нам огромный опыт, собрала множество ресурсов, технологий, помощников, проверенных подрядчиков и т. д.
Не могу не сказать ещё об одной важной вещи. Скульптор – это очень древняя профессия, она хранит в себе первобытные истоки и это очень ценно. Именно поэтому большинство скульпторов очень консервативны в своих методах. Мы тоже много работали в традиционных материалах, камень, бронза, бетон, керамика, но не остановились на этом. Мы постоянно изучаем новые технологии. Буквально каждый проект – это серия новых технологических открытий. То есть мы, по совместительству, стали инженерами широкого профиля.
Все эскизы и масштабные модели мы продолжаем делать вручную, так как невозможно создать гармоничную и живую форму без тактильного ощущения. Но при этом, мы уже давно освоили цифровой мир.
У нас есть разное современное оборудование, как например 3D фрезер, 3D сканер, 3D принтер, вакуумформовочное оборудование и т.п. Казалось бы, этим никого не удивишь, но когда оно оказывается в руках скульптора, то начинает работать совсем по-другому. Это удивительное ощущение, когда роботы работают на твою идею, создают задуманную тобой форму, когда ты можешь управлять этим процессом, находить новые технологические решения для своих творческих задач. Поэтому, как минимум с точки зрения технологий, мы одни из немногих, кого можно смело назвать скульпторами 21 века.
Технологии и инновации сняли с нас много технической работы, высвободив силы и время для работы интеллектуальной и творческой и дали абсолютную свободу для реализации своих творческих идей.
Почему на ваш взгляд в России на улицах городов так мало паблик-арта и современной скульптуры? Не в пример американским или европейским городам …
Сергей Соболев: Вы спрашиваете, почему мало в городах современной скульптуры, потому что в принципе мало, кто может их сделать. А если кто-то и сможет, то на его пути возникнет масса административных преград. Да и финансирования на это нет. А если и появляется, то чаще всего, там возникают совсем другие люди, а не хорошие художники. Вы говорите, что в Европе много скульптуры, я объездил почти всю Европу и по работе, и так, и мне показалось, что больше всего её в Роттердаме, но знаете, действительно сильной современной скульптуры, с идеей, с чувством, с интересным пространственным решением не так уж и много. Её делают единицы, во всём мире, это очень дефицитный товар. Но всё равно это лучше, чем ничего. Я уверен, что у нас есть такие люди. Я бы мог сказать, что у нас всё очень плохо, но не буду, так как это не продуктивно. Пока мы говорим, как всё плохо, мы только укрепляем существующую ситуацию и загоняем её в тупик.
Когда мы говорим, как могло бы быть, и что надо для этого делать, мы открываем новые перспективы. Так что всё не так уж плохо, ведь порой появляются интересные объекты, и я надеюсь их будет больше. Но пока это делается не на государственном уровне, а благодаря частным инициативам.
Почему мало арт-объектов в городе – потому, что создалось ощущение, что они мало кому нужны, кажется, что есть проблемы и поважнее. Они нужны только молодёжи и определённой категории взрослых людей с открытым восприятием жизни. Но, на самом деле, они нужны всем, просто этого никто не осознаёт. Иногда я летом живу за городом и лишь изредка приезжаю в Москву, и тогда я особенно остро чувствую энергетику города. По большому счёту, это энергетика стресса.
Это особенность всех больших городов с переизбытком населения, где доминирует борьба за выживание и борьба за личное пространство. Жить в муравейнике противоестественно для человека.
Прибавим к этому градостроительное планирование, нарушающее все принципы Фен-шуй. А ведь это очень древняя и мудрая наука гармонизирующая пространство и строящее его ближе к законам природы. И как раз там есть один интересный момент, касаемо нашей темы. Если есть проблемные пространственные зоны, которые нельзя исправить, то там предлагают установить «магический кристалл», который уравновесит дисбаланс. В масштабах города это и есть уличная скульптура. Это то, что касается движения энергий, которые я, например, хорошо ощущаю, а кто в них не верит и не чувствует, то есть и психологическое объяснение — наличие в городе скульптур и арт-объектов снижает напряжение, переключает внимание с закольцованности человека на своих проблемах, задаёт иной масштаб и ракурс восприятия своей жизни.
Искусство в городе, в отличие от той же рекламы, ничего не хочет от человека и ему от него ничего не надо. Они просто сосуществуют рядом, и эта ситуация создаёт ощущение многомерности и неоднозначности реальности. В этом , на мой взгляд, кроется мощный психотерапевтический эффект.
Современная уличная скульптура — это реперные точки на карте города, это гавани в пространстве эмоционального хаоса. Ну и наконец это интересно, красиво, это становится городской достопримечательностью и, в итоге, повышает самооценку горожан. Сейчас многие ездят за границу, путешествовать, работать, отдыхать, и все они видят, что город с арт-объектами интереснее, комфортнее, душевнее. Есть за что зацепиться глазу, есть что-то, что возбуждает эмоции и мысли какого-то другого порядка. Они же там не просто так ставят скульптуры, понимают, зачем это надо, или может быть действуют интуитивно, что ещё ценней.
Город без искусства выглядит уныло, серо и безжизненно. Когда же оно появляется, то это признак здоровой и благополучной среды обитания.
Я понимаю такую вещь, что чтобы делать что-то в город, главное условие — любить его, и людей живущих в нём. Только тогда можно сделать что-то для них приятное, полезное и ценное. Ну и конечно, каждое пространство требует индивидуального подхода, и навевает свои идеи и ассоциации, так как объект должен взаимодействовать и интегрироваться в него. Поэтому когда вы спросите любого прохожего на улице или даже меня, какой должен быть арт-объект, никто не сможет ответить, потому что не возникнет никакого образа. Они должны быть разные, какие угодно, но никому не интересны клоны, или цитирование того, что уже было. Они должны быть ни на что не похожими ,новыми, уникальными, тогда город обретёт так необходимые для него точки притяжения.
Если сравнивать с городами Европы и Америки, то не стоит забывать, что мы шли своим путём, путём советской идеологии и пропаганды, и конечно, чиновникам и нашей власти в целом трудно перестроиться, отказаться от этой старой привычки видеть народные массы и увидеть живых людей.
Понять, что в наших городах живут умные, образованные люди и что надо стараться соответствовать и оправдывать их эстетические ожидания. Но я надеюсь, что всё идёт к лучшему. Нужны какие-то институции, которые бы инициировали этот процесс, отнеслись бы к нему не как к коммерции, а как к миссии, взяли на себя роль связующего звена между художником и властью. Экспертные независимые советы, которые не превращались бы в междусобойчик.
Ещё, на мой взгляд, необходимо всем понять и принять, что искусство должно быть аполитично, оно совсем о другом, о вечном, если хотите. Оно для баланса, для психологического здоровья, для полноты картины.
А у нас, если не политика, то тогда идеология. Сейчас так много говорят о самобытности, а в голове пусто. Матрёшки, балалайки. А наша самобытность в том, что есть сейчас. В тех людях, той ситуации, которая существует сегодня. Мы другие, но это не самоцель, а данность.
Чтобы это увидеть, нужна проницательность, а все эти штампы и образы из сказок, не имеют отношения к реальности. Наша самобытность в неопределенности, в двусмысленности, в незавершенности, недосказанности, в ожидании чуда, в самоиронии, в самоотречённости, и многом другом. И всё это имеет свою специфическую форму проявления. Даже подражание западной культуре, как мы её воспринимаем и переосмысливаем имеет свою самобытную форму. И это намного интереснее и честнее, чем бутафория и псевдо реконструкция истории. Невозможно возродить дореволюционного человека. Мы все – люди советского и постсоветского менталитета, эта уже другая цивилизация, другое время, всё другое.
Сейчас как раз подошёл тот момент, когда подготовлено пространство для городской скульптуры. Это был необходимый шаг, ведь качественное искусство может существовать и правильно восприниматься в культурной, чистой среде, а не на фоне помоек и гаражей.
Благоустроены территории, парки, скверы, и я очень надеюсь, что теперь там появится не очередные мемориалы, и не пустая «картонная оформиловка», а настоящее, живое искусство. Оно должно быть разное, но обязательно настоящее, живое, талантливое и позитивное. А если говорить о праздничном оформление города, допустим, к новому году, то это ещё одна, отдельная тема для разговора. Это же может быть настоящий фестиваль искусств. На основе открытых творческих конкурсов, могут создаваться уникальные, авторские объекты и инсталляции. Я думаю, желающих найдётся много. Наш город богат активными и талантливыми художниками и дизайнерами. И это будет настоящее культурное событие на зависть тому же Западу. И уж тем более это касается стационарных объектов. Для этого должно возникнуть понимание, и я уверен оно возникнет. У нас огромный нераскрытый творческий потенциал.
Вы затронули эту тему, и я поймал себя на мысли, что, конкретно, почти никогда не думал о скульптуре в городе. Да, у меня много проектов больших скульптур, но почти все они без привязки куда-либо. Ведь далеко не все пластические идеи можно увеличить до уличного масштаба, и далеко не каждый посыл уместен для города. Проектирование современной городской скульптуры — это комплексная задача, в которой следует совместить манифест автора с пространственным решением, интегрирующим объект в городскую среду. Что художник хочет донести, и как это будет работать в пространстве. И это довольно сложная, но интересная задача. А вопрос осуществления это уже дело случая. Давайте поверим, что время пришло. Я говорю об этом потому, что мне самому всегда был интересен уличный масштаб, он соразмерен моему восприятию. Я мыслю крупными и довольно лаконичными формами, которые порой ближе к архитектуре, чем к скульптуре. И что-то было уже сделано, но основное в планах. Я наблюдаю тенденцию, что масштаб постепенно увеличивается. Но сами понимаете, большие скульптуры, достаточно сложно делать за свой счёт, особенно впрок, поэтому они в большинстве случаев, копятся и хранятся как семена, как генетические коды, в виде эскизов, макетов, моделей.
Работа художника, это, в первую очередь генерация идей, а этим можно заниматься везде и всегда, не зависимо от обстоятельств. А ведь это самый важный и самый увлекательный процесс и в итоге, главный капитал художника.
Есть ли что-то над чем вы конкретно сейчас работаете или нечто, что особенно занимает ваши думы?
Сергей Соболев: Мы только что закончили очень масштабный проект в Испании, который делали целый год, почти без выходных. Это несколько больших панно со светом, с хромированным, зеркальными рельефами в огромный современный отель. Хочется о них рассказать, но до открытия нельзя. И казалось бы надо как-то отдышаться, сделать паузу, но за этот год накопилось столько новых идей, что я буквально сразу кинулся в мастерскую. Это такой океан, это всегда так интересно. Иногда, конечно бывают моменты, когда ничего не хочется, и тогда надо это принять, ничего не требовать от себя, и с удовольствием ничего не делать, смотреть часами в точку, отдыхать.
Но если есть желание, драйв, интерес, этим нельзя пренебрегать, это очень ценные моменты.
Когда понимаешь своё предназначение, то начинаешь видеть множественные ходы для реализации, жизнь сама начинает подкидывать разные варианты. Сейчас есть разные выставочные предложения и у нас и за границей, появляются какие-то заинтересованные люди. Когда сам не стоишь на месте, то и жизнь не стоит на месте. Много идей, планов, связанных уличной скульптурой, световыми и кинетическими объектам и так далее. Сейчас, когда столько всего пережито и сделано, приходишь к логическому выводу, что пора уже обрести бескомпромиссность в творчестве, отдаться этой стихии, погрузиться в неё с чувством невозвратности. Это пространство абсолютной свободы, в котором всё наполняется смыслом.
Персональный сайт скульптора Сергея Соболева здесь.
Интервью: Катя Карцева. Фото: предоставлено Сергеем Соболевым
© 2017 artandyou.ru и авторы
