Московский художник Сергей Брюханов более тридцати лет исследует пластические и оптические свойства живописи. Он принадлежит к числу художников, чьё творчество, по мнению экспертов, определило спектр художественно-эстетических исканий второй половины XX века (Каталог выставки «Гармония контрастов. Русское искусство второй половины XX века», Российская Академия Художеств, Москва. 1997г.). Главный «герой» произведений Сергея Брюханова — цветовой спектр. Цвет «по-Брюханову» — это свет, прошедший сквозь призму чувственного восприятия живописца. Согласно авторской концепции, белый холст подобен абсолютной чистоте новорождённой души, наполняемой в течение жизни сложным спектром чувственного опыта художника. О смыслах личного творчества и авторской концепции всеобщего искусства рассуждает с художником искусствовед Елена Шипицына.
Брюханов Сергей Владимирович (род. 28 августа 1959 года в г. Копейск, Челябинская область). Член Союза художников России с 1990 г. Авторский образовательный проект «АКАДЕМИЯ МАСТЕРА» с 2009 г. Несколько сотен произведений живописи и графики находятся в государственных музейных собраниях (Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского Музея, Министерства культуры России) и частных коллекциях в России, Австрии, Германии, Испании, Англии, Франции, США, Финляндии. Более ста публикаций и упоминаний о творчестве С.В.Брюханова вышло в печатных изданиях (книги, газеты, журналы, альманахи, каталоги, буклеты).
Что в твоём понимании «современный художник» и нужно ли ему сегодня классическое профессиональное образование?
Сергей Брюханов: Современный художник для меня тот, кто наиболее адекватно реагирует на характер текущего времени, на уклад, отличающий современную жизнь от предшествующих эпох. Он живёт сейчас, со-временем, т.е. «временно», но чувствует «вечное». Его внутренние «антенны» настроены на вечное. И настоящий мастер старается проявить это сокрытое-совершенное. Я, например, в последних своих работах передаю эту идею через пластическое облегчение низа полотна. А всё пластически острое размещаю в самом верху композиции. И этим лишаю всё изображение тяжести, опоры, гравитации. С одной стороны, мне хочется дать понять, что «земля» — опора ненадёжная. С другой, указываю, что самое сущностное – в небе!
«Небо давно рухнуло нам на голову…» — говорил Ван Гог. Почему мы его не услышали?
Для меня «современный художник» — человек образованный, т.е. «преОбраженный», продолжающий преображаться как личность постоянно, каждый день. Поэтому я, как представитель цеха живописи, более сорока лет занимающийся вопросами колорита и цвета, считаю, что сегодня классическая профессиональное образование просто необходимо. Для меня живопись — это язык. И, как всякий язык, требует от использующих его качественного овладевания языковой лексикой. Я сам всю жизнь занимаюсь поиском этого «грааля» — качества живописной формы и её содержания. И не представляю, как можно достичь высочайшего качества без тонкого чувства материала, т.е. без освоения всего арсенала классического наследия живописной Школы.
Мастерство сегодня — в чем оно, по-твоему?
Сергей Брюханов: Мастерство — это умение выразить высший смысл самыми простыми средствами. Этого достичь совсем не просто. Это, так сказать, «не дешёвая вещь». Тут либо большой природный талант, либо сознательный труд на всю жизнь. Точнее, пожалуй, и то, и другое.
Мастерство – это способность максимально точно и просто выразить пластическую мысль. Просматривая произведения на выставках, в музеях я давно уже отслеживаю не технически-исполнительские, формальные аспекты, как ранее. Сейчас меня трогают только те работы, где есть тонкая аура вечного, неброский пульс возвышенного, проблески абсолютной гармонии, сияние и чистота колорита…Такое встречается, конечно, нечасто.
С какой традицией мастерства ты себя идентифицируешь? И возможна ли в наше время глобальных перемен устойчивая эстетическая преемственность в художественной практике?
Сергей Брюханов: Я себя отношу к традиции классической, исходя из того, что и абстрактному искусству уже более ста лет с момента его появления. Чем не классика? В середине девяностых годов у меня произошла принципиальная смена «парадигмы» в творчестве. Это как пробуждение чувства воды, когда плывёшь. Или как чувство воздуха, когда летишь, например, во сне. К тому времени уже несколько десятков моих работ были закуплены российскими музеями, Министерством культуры и другими институциями. Это была живопись со вполне определяемой жанровостью: пейзажи, натюрморты, модели. Но, внутренне, я уже тосковал по новой «форме»:
«Как бы вот так написать, чтобы ничего не «рисовать», а, при этом, чтобы «всё!» было нарисовано…»
Перед внутренним взором мерцали атональные, светоносные цветовые пространства, не находящие себе адекватного воплощения.
На глубокий пересмотр представлений о «художественной форме» тогда повлияла выставка и проработка текстов каталога «Собрание Ленца Шёнберга» в 1989 году. Особое впечатление произвели на меня работы Готхарда Граубнера, Джефа Верхейена, группы «Зеро», Лючио Фонтана и других. Вот тогда, в начале 1990-х, и начались мои опыты с формой — такие как «синтез жанров», «синтез стихий». Наивной дерзостью было — написать яблоко синим цветом! Намного позднее в 2018 году я сделал полиптих «Синтез метафор».
Конечно, насмотренность русским авангардом тоже имела для меня большое значение. Осознанный поиск своего языка и темы начался с приятия чистой Формы уже вне жанровой системы. В своих работах я стал больше оперировать «изобразительными величинами», чем предметикой. Те мои опыты искусствоведы называли «лирическим абстрактным пластицизмом».
А мне самому больше нравилось определение «живопись цветовых полей». И, пожалуй, в таком подходе я художник «наднациональный». И с точки зрения смыслов, их внутренней движущей силы, я в своих поисках придерживался общечеловеческих гуманистических принципов. И игровых, где «игра» не соревнование в нанесении конкуренту поражений, а доверительный диалог с самим собой и окружающей культурой.
А как без соревнования и конкуренции понять успешный ли ты художник? Какие для тебя критерии успешности в этой творческой игре ?
Сергей Брюханов: Критерии успешности могут быть внешние и внутренние. С внешними более-менее понятно — публичность, известность, узнаваемость, продаваемость, признание специалистами, экспертами и широкой аудиторией, свобода потребления и передвижения…
Внутренний успех, — это удовольствие от творчества, сознание включенности в процессы правильных потоков, когда энергозатраты в работе быстро восстанавливаются от самой деятельности. С этой точки зрения, я, пожалуй, художник успешный, т.к. предоставлен самому себе, неподотчетен ни одной институции. Пишу то и так, как хочу.
Параллельно творчеству, с удовольствием преподаю живопись в частном, камерном, авторском образовательном проекте у себя в мастерской. Уже около 15 лет. Очень люблю это занятие и своих студентов! И интерес людей к моей «Академии Мастера», как я её называю, постоянно растёт. Галереи постоянно приглашают к сотрудничеству, не навязывая при этом мне своих тем. Большая часть моих работ обрели свой дом в музейных, корпоративных и частных коллекциях. Всё это, на мой взгляд, признаки творческой зрелости и успешности.
«Культурная столица» и «культурная периферия». «Москва» и «НеМосква» — актуальная сейчас тема, вызывающая полемику. Ты, как художник, формировался в глубинке. При этом, как мне кажется, никогда не был по своему творческому мировосприятию провинциален. Провинциальность мышления — в чем для тебя она?
Сергей Брюханов: Провинциал в искусстве, «маргинал» вовсе не тот, кто живет в глубинке. Это опять к вопросу о «современном художнике». Быть подключенным к высшим смысловым эгрегорам можно и в Нижнем Тагиле. Сейчас я живу в Москве уже 20 лет и понимаю, что
Провинциальность мышления — это неспособность настроиться на «вселенскую волну»
А вот исполнительская культура, профессиональное мастерство без насмотренности и живого общения непосредственно с ведущими мастерами вряд ли возможны вне метрополий. Равно как и карьерное продвижение. Конечно, без ежегодных поездок в Москву или Питер, я плохо себе представляю своё развитие. Ещё со студенчества я подрабатывал по двум трудовым книжкам. По одной рисовал афиши в районном кинотеатре, по второй был устроен художником в пожарную часть (где проработал 5 лет, и зарплата там была в два раза больше, чем моя ставка ассистента кафедры живописи). Каждую зиму перед новым годом хорошо зарабатывал на строительстве дворовых снежных городков! На полученные, подкопленные деньги и выбирались в метрополии, чтобы насмотреться выставок, накупить красок и книг.
В Москве на моё развитие влияли масштабные международные выставки, которые невозможны были в периферийных городах просто в силу бюджетных причин. Колоссальное впечатление, например, на меня произвели такие выставки как «Москва-Париж» в Пушкинском музее в 1981 году, большая персональная выставка Минаса Аветисяна в ЦДХ, открытые лекции в «Лаборатории новых медиа» на Якиманке (проект Сороса 1992 год) и многое, многое другое.
Особую роль играли еще Дома творчества. Я работал не по разу на Сенеже, в Доме российской графики на Челюскинской, в Переславле Залесском, на Академической, в Гурзуфе, в Горячем ключе. Это была прекрасная школа. Позднее пошли симпозиумы международные и зарубежные, важные встречи с талантливыми коллегами. Я и сейчас очень люблю творить в группах. Вот две недели назад прошёл симпозиум в Крыму в Новом свете. Замечательно поработал.
Ты считаешь себя живописцем, но, на мой взгляд, занимаешься исследованием природы цвета во всех средах и медиа. Как ты сам определяешь себя?
Сергей Брюханов: Да, я занимался не только живописью. Природу цвета, его символические и психологические составляющие исследовал в различных акциях и инсталляциях. Был в моём творчестве период, который я обозначил как «цвето-режиссура». Тогда я годами изучал свойства каждого цвет в отдельности. И свой опыт переживания отдельных цветовых гамм описывал словесно. Например, красный цвет я определял как «взывающий», чёрный – «всепоглощающий», но и «всевозрождающий», как земля. А в сочетании эти два цвета несли интонации драматические и даже трагические…
На много лет меня захватила работа на тему «Земля и краска». Всегда было остро интересно: почему одни работы захватывают так, что начинается сладостное волнение внутри, а другие не трогают никак? В какой момент Краска, как физическая субстанция переходит в состояние художественного Образа и начинает свидетельствовать о самом притягательном, незримом, над материальном, где уже Волнение выступает как смысл и содержание?
Много лет я занимался темой спектра и до сих пор использую его в своих работах….
Исследования цвета в соотнесении к культуре востока, после арт-паломничества в Тибет в 1999 году отметилось серией коллажей «Цвето-молитвы». Они были построены на сочетании тонкой бумаги ручного литья, привезенной с Тибета, и окрашенных полупрозрачных синтетических тканей. Тогда я уже экспериментировал с флуоресцентными акриловыми красками. Было интересно включать цветовые «фортиссимо» в контекст создаваемого. Тонкие прозрачные листы просто светились и вибрировали сочетанием фактур и цвета. Создавал семичастные полиптихи, где каждый холст соответствовал части спектра.
Параллельно написал несколько триптихов – триады «красный-синий-желтый». Первой из таких программных работ была: « ЖИВОПИСЬ. версия II.» (фанера, масло,100х125,1996г.). В ней моей целью было не столько написать натюрморт или пейзаж, сколько проявить спектральное богатство белого света. И здесь нанесение цветовой сетки, как структуры, символизирует аналитический подход к цветовым отношениям.
Серия холстов «ЖИВОПИСЬ.ВЕРСИЯ 3. 1-7.» (х.акрил. коллаж 130х100 1999) уже была чистой абстракцией:
А последующая «ЖИВОПИСЬ.версия 4» — это уже была целая акция, ландшафтный перфоманс в Нижнетагильском музее изобразительных искусств в рамках Международного симпозиума «Экология искусства в индустриальном ландшафте» в октябре 2001 года. В нём я многометровой окрашенной калькой обматывал, укутывал, упаковывал публику с целью спровоцировать людей к непосредственному тактильному контакту с яркой цветовой материей и проследить эмоциональные реакции публики.
Цвет для меня — суть Белого, его первопричина, т.к. наполняет его изнутри. Это особо тонкая субстанция. Есть исследования, утверждающие, что абсолютным чувством цветового нюанса обладает лишь 5-7% людей на планете, включая художников. Вступая на путь художественного познания, я об этом ещё не знал.
Я помню эту твою акцию на симпозиуме, на который меня пригласили нижнетагильские коллеги-музейщики. Тогда Нижне-Тагильский музей стал на несколько дней интереснейшей дискуссионной площадкой международного масштаба. А как ты думаешь, сохранится ли в новых условиях роль музеев, галерей, кураторства и экспертного мнения в коммерческом продвижении художника. Похоже, что сейчас, благодаря онлайн группам появившимся в пандемию, выстраивается сеть прямых связей «коллекционер-художник»?
Сергей Брюханов: В целом, индустрия продвижения художника — это живой увлекательный бизнес. И роль кураторов, и галерей вряд ли будет ослабевать. Только, и раньше, и сейчас я отмечаю в успехе слишком большую долю непредсказуемости и просто удачи. Так, в 2015 году, галереей «VSunio» мои работы были представлены и проданы на Международной ярмарке Art Paris. Возможно, что как-то этот факт влияет на мою популярность и востребованность. Но для меня прежде всего ценно, что большая часть моих произведений находится в музейных и корпоративных коллекциях.
Социальные сети и онлайн общение мне очень нравятся, но не думаю, что это может заменить живое и деловое общение. Онлайн группы, появившиеся в пандемию, на мой взгляд, останутся, но будут обслуживать нижний ценовой сегмент. Здесь будут выставляться на продажу работы начинающих авторов и непрограммные работы (этюды, зарисовки…) известных мастеров. Сделки по серьёзным работам за серьёзные суммы будут осуществляться только в живом общении с реальным произведением и непосредственно с автором.
Лично у меня чаще всего так и бывало. Покупатель часто долго присматривается к моему творчеству, интересуется мнением других специалистов. Потом — знакомство и личное общение. По времени это может протекать от недели до нескольких лет. Часто мы потом становились близкими друзьями. И, хоть я уже 20 лет в Москве, а теплые дружеские отношения на Урале, где много коллекционеров, покупавших мои работы, до сих пор сохранились. Также обстоит дело и в Москве, и за рубежом. Вот, например, неделю назад я получил Первую премию на Международной графической Биенналле «АРТиЈА» просто потому, что мой сербский друг и коллега предоставил мои работы на этот форум.
Вообще, считаешь ли ты, что социальная роль искусства возросла в последние годы?
Сергей Брюханов: И социальная, и политическая, философская, познавательная роль искусства, безусловно, возрастает. В нашей техногенной цивилизации уже так много сделано для материального «блага», только почему-то проблем становится все больше. Кризисы экологические, политические, экономические касаются уже каждого человека. Знаете, поймал себя на том, что последние три-четыре года тратил непривычно для себя много времени на отслеживание информации по современной текущей острой, актуальной проблематике в обществе. И с одной стороны берет досада за потраченное время на непрофильный для меня предмет, с другой обнаружил, что журналисты, политологи, экономисты обходят стороной самое важное — Предназначение!
За рамками жизненной значимости остаётся все тот же вопрос: «Что такое временное и что такое вечное?» В искусстве концентрация базовых вечностных смыслов бесспорно выше, потому и роль искусства, в частности визуальных высказываний, возрастает. Я на всю жизнь запомнил, как некое руководство в творчестве, высказывание Дмитрия Лиона о своем творчестве:
«Если я ежедневно не рисую «белое», то в мире прибавляется момент зла»
Искусство для меня – это постоянный эстетический диалог с миром, качество и сила которого определяется цельностью художественного языка и глубиной творческой убеждённости.
