В пространстве HSE ART GALLERY на Винзаводе проходит выставка Diploma — это ежегодная групповая выставка дипломных проектов выпускников направления «Современное искусство» Школы дизайна НИУ ВШЭ. В этом году выставка во многом отражает умонастроения середины 20-х годов XXI века — того периода, когда нынешним дипломникам довелось выйти на сцену. Кураторы выставки Дарья Пыркина и Диана Мачулина — рассматривают восполнение пробелов, как неотъемлемую часть ученичества. В основе любой серьёзной исследовательской работы лежит задача заполнить пробелы в наших знаниях о мире, будь то пространственный и временной континуум или природа вещей, материалов, веществ и организмов. Именно к такой исследовательской работе сегодня стремятся молодые художники поколения 2020-х. Artandyou поговорили с кураторами о том, как происходил учебный процесс, что общего в работах студентов и чем молодые художники отличаются от предыдущих поколений.
Екатерина Карцева: Интересную тему вы затронули — пробелов, разрывов и пустот в контексте дипломной выставки. Ведь задача образования формировать целостное знание, а исследователя — заполнять лакуны.
Дарья Пыркина: Я бы сказала, что сегодня вряд ли вообще возможно исчерпывающее знание, потому что знание не универсально больше. Во-первых, знание огромное, весь тот объем данных, который сейчас доступен человеку, за всю жизнь невозможно освоить. Поэтому сейчас знание должно быть в первую очередь системным. И системным с точки зрения подходов, потому что действительно мир очень стремительно меняется, новые знания в этом мире производятся всё время. Поэтому основная задача образования сегодня больше, чем когда-либо, хотя это было всегда, научить учиться и привить принципы работы сознания, которые помогут человеку в течение всей его дальнейшей профессиональной жизни ориентироваться в мире, быть гибким, осваивать новые сферы, новые области, видеть мир как некую систему и структуру взаимоотношений.
Розанна Погосян «к Розе», «Горе»
Диана Мачулина: Это довольно исчерпывающе. Можно научить методу обращения сознанием, но не давать универсальную установку, ведь тогда это превратится в усвоение одной манеры, в подражание. И современный художник из-за вот этого постоянной переменной обстоятельств, постоянного развития мира, должен быть гибким не в плане прогибаться под обстоятельства, а в плане уметь прогибать их под себя.
Современное искусство — это не какая-то маргинальная деятельность одинокого волка, который не социализирован, считает себя гением, и никак не усваивает контекст, это противоречит вообще задачам современного художника, который должен быть очень хорошо образован в разных областях.
У современного художника должны быть soft skills, какие-то универсальные человеческие навыки, и hard skills, которые у нас тоже с софтом часто, с программным образованием связаны. Это какой-то очень универсальный человек в итоге получается, который сможет справиться с любыми обстоятельствами. Современное искусство, как деятельность междисциплинарная, предполагает перетекание из одной области деятельности в другую. Это может быть связано с экономикой, историей, может быть с кинематографом, с биологией, с чем угодно. То есть мы можем сотрудничать и взаимодействовать с любыми областями жизни.
Влияние образовательной программы / ментора на учеников на его подопечных традиционно имеет место. Будущие художники часто целенаправленно выбирают программу или учителя, чьи взгляды на искусство и ценности ему импонируют. Есть ли у вас ощущение влияния на учеников или вы наоборот стараетесь этого избегать?
Диана Мачулина: Думаю, что на студентов Школы дизайна в первую очередь влияет в целом Школа. Я вижу, что наши студенты отличаются от других, и то, что их мучает в процессе, многозадачность, скорость реагирования, в итоге и становится потом их силой. Они получают комплексное понимание мира, и теоретическое и практическое. Что касается моего личного влияния, то я его стараюсь избегать, и вытащить из студента, то, что ему надо. Понятно, что понять себя — задача довольно сложная для молодых людей, только что окончивших школу, но важно, чтобы они себя нашли, и из этого формулировали, чего они хотят добиться, с чем они хотят работать. Любимые техники, формы воплощения находятся в процессе изучения технологий, обсуждения того, как лучше выразить конкретную идею.
Я против не только того, чтобы студент копировал преподавателя, но даже самого себя. Каждый новый проект — это новая борьба. Константой остается только отношение к жизни, внутренние установки.
Дарья Пыркина: Мне еще кажется, что здесь весь вопрос в том, что было бы с этими же студентами через несколько лет, не попади они к своему преподавателю. Ведь это все равно единомышленники, и они так или иначе все стоят на каких-то единых позициях, близких друг к другу. И вот эти вот все комьюнити учебные, преподавательско-студенческие, они тоже образуются, как правило, не просто так.
Задача преподавателя, особенно в творческих дисциплинах, это не клонировать себя, а вытащить из студента его самость, попробовать ему помочь сформироваться.
Прошли уже те времена, к счастью, когда молодой художник поступал в качестве подмастерья к большому мастеру и работал на него, но даже в те времена он получал возможность стать мастером самостоятельным после того, как делал и защищал свой собственный шедевр. Сейчас уже молодые художники редко когда работают подмастерьями, а периодически, кажется, наши взрослые художники-преподаватели работают на подхвате у молодых коллег, чтобы помочь им вытянуть проект.
Диана Мачулина: Мы же их все вместе учим. То есть мои студенты немножко твои, хотя бы через твоих кураторов, которые потом начинают работать с моими художниками. И все это сливается в какую-то единую силу студента, полученную аккумулятивно от всех преподавателей по всем дисциплинам. Мои студенты на арт-практике у Константина Аджера, его студенты на арт-практике у меня. То есть мы делаем общий вклад в каждого студента.
Дарья Пыркина: Да, конечно, это важно, потому что действительно редко кто из нас может научить студента прямо всему. И полифония голосов — это тоже свойство современного мира, который мы пытаемся в миниатюре создать в Школе дизайна.
Существует ли некая идеальная образовательную модель в современном искусстве и что, может быть, мешает ей реализоваться?
Дарья Пыркина: Мне кажется, нет ни одной идеальной модели. Вернее, можно создать идеальную модель, только работать она не будет. Это как сферический конь в вакууме. Поэтому, да, мы можем сколько угодно проектировать сферических коней, но тут внезапно включатся какие-нибудь другие силы. Поэтому нет, идеальных и при этом работающих моделей не существует. И более того, не существует идеальных студентов, тех самых сферических коней, которые могут попасть в этот вакуум. Все разные. И образование всегда подбирается, и модели образования подбираются под задачи, под темперамент, под тип личности, под устремления, под жизненные планы. Поэтому нет, конечно, никаких идеалов. Но мы к ним стремимся.
У выставки нет заданной темы, вы избегаете рамок, чтобы продемонстрировать свободное высказывание выпускниц как срез нашего времени, которое отличают полифоничность, фрагментарность, сложность. Но заявляете о неких итогах года через работы, представленные на выставке. То есть все же набор тем, которые волнуют арт-сообщество есть?
Дарья Пыркина: Я бы не сказала, что есть какая-то “актуальная тема сезона”. Со сменой сезонов, с переворачиванием календарей, вряд ли что-то прямо радикально меняется в ту же секунду. Студенты, и преподаватели, и публика, и критики, и кураторы, все живут примерно в одном мире. Конечно, у нас у каждого есть своя микровселенная, но исторический контекст, в котором мы все оказались, он у нас один. И творчество художников произрастает из той реальности, из той действительности, объективной или субъективной, которая их окружает. Поэтому, да, действительно бывают какие-то доминирующие темы, доминирующие настроения или доминирующие стратегии. Мы их по-разному показываем и подсвечиваем. Например в майской дипломной выставке, если вы помните, главной темой была такая избыточность и чрезмерность, множественность измерений, задач и всего остального. Такая пышность, немножко необарочность, выставка называлась «Всё всегда и сразу». А нынешнюю выставку мы решили посвятить тому самому нелинейному времени, это, в общем, продолжение, по большому счёту, тех же самых размышлений.
Наш мир настолько множественный, многослойный, многосоставный, что в нем то и дело возникают какие-то разломы, пробелы, когда мы пытаемся эти разные слои опыта соединить.
Диана Мачулина: Нами были отсмотрены все работы дипломные, сделанные в этот учебный год. Как раз в этом чистота эксперимента, что мы тему не задавали, а она есть. Тема появилась путем анализа сделанных работ. Это общая линия выявилась как некие размышления, впитанные из ощущения происходящего.
Дарья Пыркина: Как любой другой человек мы читаем новости в газетах, книжки читаем, общаемся с людьми, конечно, мы все дружно варимся в одном и том же, примерно, информационном поле, конечно, мы можем по-разному смотреть на это все, ну так тем и прекрасен мир, что он очень разнообразен.
Диана Мачулина: Я думаю, что, если бы художник не чувствовал того нерва истории, которое сейчас происходит, у него бы зрителей не было.
Людям интересно искусство, потому что они находят отклик тому, что сами чувствуют, но не могут сформулировать, отражение невысказанного, сформулированное из чего-то неясного, что болтается где-то в подсознании.
Чем новая генерация отличается от художников, например, вашего поколения?
Дарья Пыркина: Когда мы с Дианой выходили на художественную сцену, мы были одними из первых, кто активизировал эту поколенческую проблематику. И к тому были свои исторические предпосылки. Сейчас в 2024-м году выпускаются из университетов ребята, которые родились в третьем тысячелетии. Для них весь XX век в прямом смысле прошлый век. И, конечно, это совершенно другие люди. Они выросли в других геополитических условиях, в других технологических условиях. Это все Digital natives. Это люди, которые живут в мире очень быстрой коммуникации, очень быстрых перемещений. В том самом глобальном мире, (хотя понятно, что глобализм критикуется со всех сторон уже не первый год), в совсем другой системе международных отношений, совсем в другой системе отношений между людьми, которые в значительной степени опосредованы медиа и т.д. Предыдущий этап, когда активизировалась эта поколенческая проблематика, это был момент, когда на сцену выходило поколение, родившееся, ну или пришедшее в какое-то осознанное состояние после падения Берлинской стены — события, которое тоже очень сильно поменяло мир. А еще раньше, тоже очень болезненный этап, когда возникает конфликт в том числе поколений, это были события вокруг 68-го года. А события вокруг 68-го года — это время, когда в период дееспособности вступило первое послевоенное поколение и решило, что надо этот мир срочно как-то перестроить под себя, а отсюда все революционные события, многочисленные конфликты. Поэтому, да, действительно, я считаю, что нынешнее поколение художников, и не только художников, а вообще людей, отличается от многих. Конечно, у них точно так же, как и у большинства из нас, есть голова, две руки, две ноги. Но у них есть смартфон. Я еще очень хорошо помню «досмартфонные времена», а вот ребята уже нет.
Софья Вавра «Пространство для выбора»
Диана Мачулина: В связи с этим у меня возникает противоречивое ощущение. Даша, ты сказала, что они привыкли жить в быстром движении, но это постоянное движение — оно не векторное, оно никуда не направлено. То есть это просто скорость без понимания направления. И поэтому они для меня очень статичны. Два других поколенческих слома, которые ты упомянула, связаны с перестройкой, и наш слом прямо так и назывался.
Нынешнее поколение, оно застало только один кусок истории, довольно-таки гомогенный, у них нет такого опыта больших перемен. Для меня они очень хрупкие.
К ним нужно относиться бережно, поэтому хочется сберечь их трепетное отношение к миру, привычку жить, стремиться к соблюдению новой этики. Но при этом есть ощущение, что они могут не выдержать предстоящих ударов.
Дарья Пыркина:
Мне кажется, что вот та самая гибкость и пластичность, о которой мы говорим, и внимание, которое уделяется им сейчас все больше и больше, это как раз те навыки, которые их спасут в значительной степени. Потому что по многим, ну не нашего поколения, а поколения чуть старше, перестройка шарахнула очень сильно. И очень многие сломались тогда, потому что не было вот этой самой гибкости. Потому что образование и жизненные сценарии выбирались одни на всю жизнь. Сейчас мы понимаем, что чем дальше, тем более актуальными становятся концепции непрерывного образования, то, что по-английски называется более правильным термином life-long learning, то есть когда ты учишься в течение всей жизни, и в течение всей жизни меняешься, докручиваешь себя, укомплектовываешь себя какими-то компетенциями новыми, в зависимости от вызова времени. И вот если, например, это сейчас все молодые люди воспримут, они будут как раз очень устойчивы. Ну, потому что они живут в состоянии нестабильного мира, и, может быть, нам чуть сложнее, потому что мы как-то уже понадеялись на стабильность, а у них, наверное, лучше работает условный вестибулярный аппарат, который поможет им удержать равновесие на этих постоянно шатающихся, расходящихся платформах.
Можно ли сказать, что вы как менторы выступаете связующим звеном между прошлым и настоящим, своей профессиональной компетенцией организуя или реорганизуя установивишийся порядок вещей в художественном образовании?
Диана Мачулина: Это вообще задача преподавателя всегда — связать с предысторией, погрузить в среду, подставить под студента базу, показать ему, на чем он стоит, или от чего можно отталкиваться, если он желает отталкиваться. То есть даже в каком-то бунте и новаторстве обязательна предыстория. Чтобы сдвинуть землю, нужна точка опоры.
Дарья Пыркина: Ну да, мне кажется, ты права, конечно, но в любом случае преподаватель всегда является каким-то мостиком и человеком, обладающим просто большим жизненным опытом. И он этот жизненный опыт старается транслировать ребятам. Хорошо, если они учатся на чужих ошибках. Не всегда.
Интересно, что все участницы выставки — девушки. Диана, знаю, что у тебя такое не впервые. Хоть и не осознанно. Год назад ты мне уже прокомментировала, ссылаясь на замечание Юрия Альберта, что “искусство стало делом женщин”. И по твоему мнению тогда “такой мирный, непрактичный, почти самопожертвенный способ борьбы за смыслы берут на себя женщины, тут не маскулинность нужна, а знание и чувство истории”. Ну ведь художницы боролись за то, чтобы их искусство никак не отличалось от мужского. И справедливости ради в других образовательных учреждениях есть и художники мужского пола. Год спустя твои слова только подтверждаются? Тебе есть что дополнить на этот счет?
Диана Мачулина: За год ничего не изменилось. И я уже как-то к этой новой большой роли женщин в искусстве привыкла, но Даша в кураторском тексте отметила, что у нас и в выставке только девушки. Почему? Я вижу, например, работу художника как довольно альтруистическую деятельность. И это, наверное, такой каждодневный подвиг, а не подвиг мачо-героя.
Возможно, мужчины себя больше не видят в области современного искусства, потому что никаких гарантий успеха дать невозможно в этой профессии.
Во время перформанса моих студенток в Третьяковской галерее, в выходной день, в понедельник, я увидела, где они — все художники-мальчики. Они не в современном искусстве, они учатся в Глазуновской академии, и вот стоят и пишут копии с шедевров классической русской живописи, сделанной также мужчинами. Традиционное искусство действительно может служить способом добычи. Вот я охотник, написал картину, продал ее, принес жене зарплату. В современном искусстве это так не работает.
Дарья Пыркина: Во-первых, мне кажется, что эта ситуация наконец-то восстановит какой-то гендерный баланс большой истории искусства, потому что в прошедшие века женщины просто не имели доступа к профессиональному образованию. Привет Линде Нохлин и ее исследованиям. И наконец-то у нас в истории искусства как-то чуть-чуть уравновесится количество женщин и количество мужчин, которые получили профессиональное художественное образование. Конечно, действительно, искусство плохо приспособлено к тому, чтобы добывать мамонта, стабильно кормить семью, но… что делать?
Современное искусство действительно не всегда очевидно денежная сфера, которая позволяет иметь серьезную подушку безопасности. Может быть, девчонки в этом смысле смелее, потому что на них не давит груз социальной ответственности и стереотипов.
В то же время, редко какая активная девушка сегодня планирует всю жизнь сидеть на шее у мужа и заниматься искусством, в свободное, так сказать, от варки борщей время. Но как будто бы девчонки сегодня более отчаянные и с головой ныряют в это не всегда понятное поле современного искусства.
С практической точки зрения, время для входа на сцену современного искусства в России, возможно, сейчас не самое благоприятное. Или вы смотрите на это иначе?
Дарья Пыркина: Слушайте, а мне кажется, сейчас идеальное время, чтобы выходить на сцену современного искусства. Потому что настоящий художник, он вообще не смотрит на время, на конъюнктуру. Сейчас действительно сложнее становится с продажами и с экспонированием объектов современного искусства. Некоторые площадки закрываются или перестают инвестировать в эту сферу.
Сейчас тот самый момент, когда наконец художественный контекст очищается от какой-то лишней шелухи, и становятся виднее настоящие высказывания.
А вообще-то настоящий художник, он занимается искусством просто потому, что он не может им не заниматься. В нем есть внутренняя сила, которая его заставляет это делать вообще несмотря ни на что. Вспомните знаменитые баннеры Патрика Мимрана на Венецианской биеннале, где сказано, что не нужны художникам дилеры, им нужны только стены. А сейчас современным художникам еще и стены не всегда нужны. Отличное время.
Диана Мачулина: Для художника проблемы и их наличие, в целом обострение каких-то общественных конфликтов — это часто и есть повод, причина появления сильных художественных идей. Я окончила институт проблем современного искусства ИПСИ [Институт проблем современного искусства] и настаиваю именно на этом названии. Потому что искусство с проблемами всегда связано, оно из них рождается. Может ли быть искусство в раю, или каким оно будет при состоявшемся коммунизме, мы не знаем. Но чем меньше жизнь похожа на рай, тем больше художники нужны. Я успела начать заниматься искусством в тот момент, когда ситуация была неблагоприятной, всю жизнь к стремилась к этому занятию, даже когда не знала, что моя стихия называется современным искусством, но в детстве начиталась книг о тяжёлой судьбе великих мастеров, так что была предупреждена, и это меня не смущало. Потом в определенный момент искусство занятием для золотой молодежи. Ну и быстро перестало. Лишние фигуры уходят со сцены, когда понимают, что это не светит комфортным существованием.
Какие пробелы социальной ткани художник сегодня, вообще в мировой в том числе практике, может восполнять? Простой и сложный вопрос одновременно, современный художник сегодня — кто он?
Дарья Пыркина: Современный художник по-моему ничем не изменился по сравнению со всеми предшествующими эпохами. Он такой очень внимательный интерпретатор окружающего мира и представления о мире. Художник — это тот, кто фиксирует и транслирует картину мира своего времени.
