Творческий союз художников России (ТСХ) представляет выставку «Коллективное сознательное. Диалоги с классикой». В течение 2015 года куратор Диана Мачулина вела работу со стипендиатами. В выставке приняли участие 21 художник из 16 регионов России. Стипендии предоставлены в рамках молодежной межрегиональной творческой мастерской «Диалоги с классикой». Елена Рубинова поговорила с Дианой, как велась работа над выставкой.
Какие художники участвуют в этой групповой выставке? Как давно существует стипендия Творческого Cоюза Художников России и кому ее дают?
Диана Мачулина: Стипендия учреждена в 2014 году Правительством РФ для деятелей культуры, но она не подразумевает, что ее дают только художникам. Всего в год выдают 100 стипендий. Художник не может сам себя подать, его должна выдвинуть какая-то культурная институция, в данном случае все участники выставки – стипендиаты от одной организации Творческого Союза Художников России. Это – самый молодой из художественных профсоюзов, основанный уже в постсоветское время, и известен тем, что довольно лояльно и с большим нтересом относится к современному искусству. Хотя ТСХР и сотрудничает с Академией Художеств, которая этот проект поддержала, это не означает, что мы показываем здесь именно академизм.
Выставка о том, как люди получившие классическое художественное образование, научились мыслить проектами в своих произведениях.
С чем тебе, как куратору, было в этом проекте интересно работать? Откуда пришло название ”Коллективное сознательное» и что это значит в применении к художественной жизни?
Диана Мачулина: Это не только о культуре, но и о политической сознательности – есть некоторая позиция, принятая большинством, и она трактуется как единственно верная. Что и отразилось в государственных попытках создать «единый культурный код». Подразумевается, что остальное – отклонение и извращение. В этом проекте я обнаружила, что у молодых людей есть эта «сознательность», что они себя пока еще как-то выстраивают по отношению к пропаганде единообразия и выражают это в своих работах. Я старалась не корректировать их высказывания, даже если не согласна с ними, говоря с ними о том, что касалось ясности выражения идеи. Все привыкли говорить о «коллективном бессознательном», а я как раз настаиваю на том, что общество складывается из сознательного выбора, сделанного каждым человеком, и как куратор я не просила доказать художников некую мою идею о свойствах мира, а самим выбрать «главное». Мозаичность результата вселяет надежду на то, что пропаганда не возьмет верх над нами.
Интересно, что есть некая правда таланта, которая проговаривается о реальности даже тогда, когда мнение стипендиата совпадает с внушаемой официальными СМИ позицией – через такие сугубо профессиональные решения как, например, композиция или характер светотени. Как недавно Марат Гельман сказал: «Кроме общечеловеческой морали есть профессиональные моральные нормы. У монаха и воина они разные. Стерпеть пощечину монаху — достойно, воину – позорно».
У художника своя честность, не всегда она заключается в том, чтобы выйти на баррикады, а часто в том, чтобы у мольберта чувствовать время, и пусть даже невольно, создать картину, которая станет щелью в иллюзии благополучия – а из нее потянет сквозняком грядущей катастрофы, как предупреждение.
Проект имеет еще и подзаголовок – диалоги с классикой. Как эта задача понималась тобой, как куратором, и как ее воспринимали художники? В чем этот диалог с классикой и классикой какого рода?
Диана Мачулина: Я изначально объяснила художникам, что тут классика — не гипсовая коринфская капитель или голова Антиноя, а в широком смысле — культурное явление, которое оказало влияние на последующее развитие не только искусства, а сознания людей. Культурный опыт отражается на восприятии, и часто, независимо от того, имеет ли человек отношение к искусству или нет, мы слышим: «Это как на картине такого-то …», а чтобы точнее описать современника, сравнивают его с литературным героем. Такое подключение к ресурсам, наработанным человечеством — способ понять современность. Хотя сейчас в России обращение к прошлому принимает абсурдные черты неразличения времен – как на картинах Глазунова, где бок о бок стоят герои прошлого и антигерои настоящего, и Пушкин как будто становится сотрудником жандармов. Но я, собственно, попросила художников выбрать – с кем именно они, мастера культуры. Пересмотр прошлого ведь также и означает, что мы пришли куда-то не туда, и нужно обернуться и найти то место, где не туда свернули. Художники все правильно поняли, и каждый отыскал свою точку бифуркации.
В выставке участвуют 21 художник из 16 регионов. В какой степени выставка позволяет увидеть, что на самом деле происходит в художественной жизни поколения до 35 в разных частях страны?
Диана Мачулина: Ситуации в разных регионах очень не похожи между собой, кроме того, не все представленные авторы стремятся интегрироваться в какое-то более широкое художественное пространство. Контекст культурной стагнации иногда влияет позитивно – тому пример два краснодарских художника из круга КИСИ (Краснодарского института современного искусства) – они вполне владеют языком современного искусства, и сами делают свои события. Эта региональная институция создана художниками, они ни от кого не зависят и сами принимают решения, держа в голове историю искусства в ее самой свежей редакции. А есть такие авторы, которые, несмотря на давнее существование в их регионе официальных современных институций, продолжают искреннее лабать салонные картинки в надежде на коммерческий успех.
Какие надежды связывают сами художники с участием в такой выставке?
Диана Мачулина : Сложно ответить за них – в процессе подготовки выставки мы говорили о том, как и что делать, что художник хочет высказать. Надо полагать, что любой творец хочет славы и денег – но получить их ему удается только как побочный результат бескомпромиссной постановки во главу угла своей творческой задачи. Могу сказать, что для некоторых уже очень известных художников карьерного продвижения не подразумевалось – скорее они помогали своими именами тем, кого знают меньше. Про остальных – лучше скажу о своих собственных надеждах: что их увидят кураторы, искусствоведы, галеристы и коллекционеры – и заинтересуются, и дальше все как-то будет продолжаться и нарастать. Увы, сложилось пока не совсем так, как я предполагала, когда мы начинали этот проект в январе 2015. В любом случае, за несколько месяцев моего общения с теми стипендиатами, у которых немного опыта в современном искусстве, я надеюсь, они получили представление о том, как работать в другом масштабе – «действуй локально, мысли глобально».
Момент получения денег – это конечно, оправдание надежд, но не на сами деньги, а на то, что художник сможет продолжать свое дело. В Москве и в Петербурге так или иначе существует какой-то арт-рынок, художественная сцена и активная выставочная жизнь. В регионах этого либо совсем мало или почти нет, и поэтому наличие такой стипендии – это важное решение для региональных художников, чтобы не ехать в Москву и Петербург, а остаться на своем месте и поддерживать какую-то художественную жизнь.
Хотя в этой ситуации есть и противоречие – большая часть стипендии была потрачена художниками на то, чтобы вскладчину сделать выставку и напечатать каталог, то есть чтобы заявить о себе в Москве. Увы, без авторитета «центра» невозможно.
По большей части произведения на выставке – фигуративные, и довольно много живописи и графики. Как работает классическая форма у молодых художников, если иметь в виду, что в контексте этой выставки художественное высказывание далеко от консерватизма, с которым эта форма увязана в сознании широкой аудитории, да и, подчас, критиков?
Диана Мачулина : Напуганные официальным представлением фигуративного искусства критики начинают бояться формы и становятся слепыми к содержанию. Классика начинает у них становиться синонимом деградации.
Ну, то есть, видим обращение к народному лубку или шедеврам мировой живописи – ужас, консерватизм. Так ведь вопрос в том, зачем к прошлому обращаются. Вот Людмила Баронина – это же блистательный визуальный рассказ о том, что наступает Новое средневековье. Техника гравюры, с которой она работает – это по сути «самиздат», древняя малотиражка, альтернативная политинформация для бедных. И Баронина такими красивыми старинными контурами обрисовывает проблемы «культа личности», безумия военных действий, праздника в честь «героев», продолжающегося до полного морального падения. От того, что мотивы старинные – ясно, что люди не в первый раз с таким столкнулись. Ирина Дрозд перед классикой тоже не поклоны бьет. Морщинистые героини ее версий «Девочки с персиками» Серова и «Махи обнаженной» Гойи – современный «Портрет Дориана Грея», ирония над преклонением перед шедеврами прошлого, совершенной эстетикой, которая не может и не хочет ответить на этические вопросы современности.
В отличие и от критиков и от адептов живописи, я отношусь к ней спокойно – это не более чем одна из равноправных техник. В видео или перформансе можно быть не менее фальшивым, работать с прогрессивной формой, а при этом, по сути, обслуживать консервативную систему. Для меня скорее важен «реализм», возвращение к конкретике, к фактам, личному свидетельству, и это происходит сегодня в разных видах искусства.
Хотя возвращение живописи в последнее примерно десятилетие – мировая тенденция, наша выставка попала в крайне неблагоприятный локальный контекст. Недавно прошли выставки о якобы «русском реализме XXI века», обе с участием художника Беляева-Гинтовта, в основном известного своими радикально-евразийскими взглядами, на второй из них к Гинтовту добавилась целая партия низкопробного салона, а увенчала эту новейшую редакцию истории искусств экспозиция «Романтический реализм. Советская живопись 1925–1945 годов» в Большом Манеже, которую критики вполне справедливо упрекнули за нежелание рассмотреть смену течений и за подачу советского искусства как цельного явления: репрессированные и обласканные режимом выставлены рядом, как будто прямая дорога, перетекающая в нынешнюю генеральную линию. При этом все забыли, что как минимум в двух столичных выставках постсоветского пространства в этом же году был явлен в исторической перспективе альтернативный потенциал фигуративной живописи: «Новые русские рассказчики» в Русском музее в Санкт-Петербурге и «Спецфонд» в Национальном художественном музее Украины в Киеве. А выставка «Гиперреализм. Когда реальность становится иллюзией» в Третьяковке виртуозно показала, как желаемое выдается за действительное – во всех смыслах. И все эти глубокие обсуждения померкли перед пропагандой.
«Это уже устаревшая точка зрения, считать, что живопись не актуальна» — Ирина Кулик. Читать далее.
Интервью: Елена Рубинова
© 2015 artandyou.ru и авторы
