Нашумевшая выставка интересна прежде всего своим кураторским решением — оно целиком выстроено вокруг 1932 года и делает акцент на оппозиции подходов к году жизни человека и периоду в жизни художника. Выставка получилась очень личная — зритель представляет, что вот, в этот месяц, Пикассо был вот таким, его интересовало вот это, мучило вот это, персональная выставка, успехи, неудачи, жена – бывшая балерина Ольга, отношения с которой все больше охладевают, тайная любовница – 22хлетняя Мари-Терез Вальтер, квартира в Париже – центр притяжения гламурного Парижа, затворнический дом в Бузжелупе, куда приезжал уже более узкий круг единомышленников, отдых в Провансе, вот на эти картины он сам смотрел, вот с этими художниками общался – таким образом, позиция Пикассо как мэтра нивелируется до позиции Пикассо как человека без какой либо потери ощущения невероятной важности его персоны для истории искусства.
Чувства, которые вызывает человек-Пикассо довольно противоречивы – с одной стороны любовная биография, которая показывает его как человека крайне неверного, переменчивого и часто жестокого, невероятное тщеславие, полное отсутствие скромности в чем бы то ни было, лимузины и покупка домов – очевидный образ плохого парня, гуляки, с которым не хочется идентифицироваться; с другой – нежная влюбленность, неуверенность в своей социальной позиции и планах на жизнь, уязвимость – все это , напротив, дает ощущение эмпатии. Столь же противоречиво может оказаться восприятие и его художественной практики – за видимостью стабильного перемещения из периода в период со значительными успехами в каждом прячется масса метаний, поисков и неуверенности. И то, и другое выдает некоторую изобильную избыточность личности, которая позволила достигнуть редкой художественной продуктивности.
Выставка открывается прелюдией к 1932 году, своего рода почвой для дальнейших событий, где из представленных работ мы можем сделать выводы о положении дел в жизни и искусстве Пикассо к началу года. Дальше январь с довольно пугающим и мрачным образом Ольги, радостный февраль с массивными, но очень эротичными монохромно-розовыми телами, вот ленивое лето и продолжающееся охлаждение отношений с женой, вот большая персональная выставка, ретроспектива, где вместе были представлены ранние более реалистичные работы и кубистические цветастые нагромождения форм, вот осень и рефлексия над «Распятием» Матиасса Грюнвальда — экспрессивная линия, щедрые заливки, вот декабрь и повторяющаяся сцена с вытаскиванием утопленницы.. Человеческая жизнь с подъемами и падениями – в виде выставки картин.
Как известно, Пикассо как персонаж в истории искусства пал жертвой уже упомянутых периодов, удобства организации статьи в университетском учебнике. Ну кто из нас ни разу не слышал про розовый и голубой периоды? При этом сам Пикассо , похоже, терпеть не мог хронологичность – например, на свой персональной выставке 1932 года он принципиально развесил работы самых разных периодов своей жизни вместе, без всякой временной последовательности, и один из залов текущей экспозиции в Тейт частично повторяет эту выставку. Однако, даже для отдельно взятого 1932 года кураторы четко показывают, что в течении каждого месяца художник делал работы в очень разных стилях.
Женщины, конечно, главный сюжет работ Пикассо, в 1932 году основным персонажем картин становится Мари-Терез, молодая, витальная, полная жизни, удивительно разная в разных работах – то нежно-серая, округлая, мягкая, то резкая, цветастая, экспрессивная, то томная. Однако тело из отдельных как будто бы глиняных замкнутых форм можно увидеть и в марте, и в декабре, как и парусообразные угловатые структуры, как и многоцветные лоскутные кубистические «одеяла». Все это не является «прогрессом» или «развитием», все это делается одновременно, в одни и те же дни. И это, пожалуй, наиболее важная черта этой выставки, та, что ярко выделяет ее из миллиона других выставок Пикассо в больших музеях. Она как бы создает некоторую полемику между живым человеком, которого влечет то в одну, то в другую сторону, который каждый день просыпается в разном настроении и персонажем из истории искусств, вписанным в систему преображений, иллюзорного развития.
Про саму живопись Пикассо сказано уже столько, что вряд ли это возможно дополнить. Наверное, это был первых художник, до такой степени воспевший легкость и детскость, и при этом не приобретший ни тени наивности в своих работах. Очевидны классические композиции итальянского Ренессанса, многочисленные ссылки на других художников всех мыслимых периодов – в структуре практически каждой работы — поразительный коллаж из недавно открытого публике африканского искусства, средневековой миниатюры, Тициана и Веласкеса, Сезанна и Ренуара, а так же современников — Матисса, Миро и множества других, создает работы и стили абсолютно новаторские для конкретного периода. Отдельно взятый период работы – 1932 год демонстрирует, что все эти ссылки были не временными увлечениями, они присутствуют практически в каждой работе.
Отдельный интерес вызывают наброски по мотивам Распятия Матиасса Грюнвальда – в каждой маленькой страничке – целая симфония кудрявых линий и глубоких теней, какая-то удивительная музыкальность взаимодействия элементов, ну и, конечно, вид персональной выставки, новаторское кураторство которой как будто бы открывает новое направление мысли о не-хронологичности, не-периодичности искусства вне просвещенческого прогрессизма и очевидной последовательности параграфов учебника или залов музея. Вероятно, интуитивно, по вполне успешно, Пикассо предсказывает кураторские решения и способы понимания искусства, которые стали действительно популярны только лет через 60 после него.
Катя Гранова
