«Пять лет назад, когда все начиналось, я был абсолютно уверен, что нашей стране необходимо больше искусства», сказал в начале церемонии вручения 5-й юбилейной премии Кандинского Шалва Бреус, президент фонда Артхроника и основатель премии. И действительно за последние пять лет рост объемов отечественной арт-индустрии на лицо – появилось большое количество новых галерей, выставочных пространств, фондов, а самое главное, художников. Тем не менее, современное русское искусство по-прежнему достаточно размытый феномен. Не случайно Бреус подчеркнул важность того, чтобы российское искусство воспринималось не как экзотика, а как органичное звено мирового художественного процесса. Что же, в сущности, представляют из себя мировые художественные процессы, и вписываются ли в них современные российские художники, в ходе церемонии не прояснилось, а скорее, еще более запуталось.
Приглашенный гость премии Кандинского 2011 года режиссер Питер Гринуэй в начале церемонии выступил с длинной речью посвященной тому, как это важно в наше время быть художником.
С конца 80-х годов прошлого столетия эпоха письменности активно сменяется цифровой, дигитальной культурой. В основе этой культуры лежит уже не слово, а визуальный образ, мыслить посредством которого, по мнению Гринуэя, большинство современных людей не умеет. Лишь художники в полной мере владеют этим навыком. И даже кино, будучи визуальным медиа, в сущности, строится на тексте. Гринуэй подходит к выводу, что кинематограф в той форме, в которой знаем его мы, возможно, в будущем перестанет существовать, останется в анналах истории, как это произошло, например, с немым кино, которое сегодня смотрят либо профессионалы, либо дети на Рождество, когда показывают фильмы с Чарли Чаплином. Если кино умрет, то живопись останется жить вечно – подытоживает Гринуэй, чем вызывает волну аплодисментов, вздохи облегчения в зале. Упоминает он и о Френсисе Бэконе и о Люсьене Фрейде (впрочем, ни того ни другого уже нет в живых), продолжая, что именно художники должны стать теми, кто поможет современному миру встроиться в этот новый контекст визуальности и образности.
Тем не менее, сами российские художники, номинанты премии говорят о том, что и искусство в том виде, в котором мы к нему привыкли, скоро перестанет существовать. Поблагодарив Питера Гринуэя за его слова о том, как важны сегодня художники, Юрий Альберт, получивший приз в номинации проект года за инсталляцию Moscow Poll добавил, что врядли эти слова относятся к нему самому: «Мое искусство – не живописное и даже безобразное». Забавно, что прилагательное безобразное в зависимости от ударения имеет два смысла. Альберт, говорит, что его поколение художников последнее, которое делает искусство, в будущем будут делать что-то другое, хотя, возможно, они тоже будут называться художниками. Также художник печально констатирует, что положение дел в современном российском искусстве довольно унылое, за последние годы, несмотря на оптимистический настрой Шалвы Бреуса, никакого качественного изменения не произошло. Другой из номинантов премии художник Иван Чуйков рассуждает, что если в старом искусстве тайна – это мастерство, и он уже не понимает, как это возможно сделать, то в современном искусстве тайна – это «неисчерпаемые пласты».
Ставит в тупик, если искусства стало больше, а современное искусство – это «неисчерпаемые пласты» то, почему некоторые номинанты премии Кандинского уже встречались нам в предыдущих премиях? Так и видео-перфоманс Полины Канис «Яйца» и инсталляция Ирины Кориной «Показательный процесс» были номинированы на премию Инновация весной этого года. Впрочем, это не умаляет высокого уровня этих работ. Обе они действительно чрезвычайно интересны, актуальны и достойны самых высших оценок. По крайней мере, на мой взгляд, они не так уж драматично уступают, получившей 5 декабря одну из самых престижных наград в области современного искусства премию Тернера, работе 44-летнего шотландца Мартина Бойса. Его инсталляция Do words have voices (Есть ли у слов голоса?) вполне корреспондируется с речью Питера Гринуэя.
Тем самым, ничего не остается, как развести руками и согласиться с Иваном Чуйковым, что современное искусство предполагает некую тайну. Ведь с каким бы пафосом адепты контемпорари арт не сводили бы все возникающие вопросы к ответу о высокой интеллектуальности такого искусства, которое каждому и не понять, сами они зачастую не могут дать вразумительного ответа, что же такое современное искусство. По-крайней мере четкого понимания не ощущается. Быть может прав Юрий Альберт, что в будущем нас ждет совсем другое искусство и то искусство, к которому привыкли мы на генетическом уровне, подходит к своему закату. В таком случае является ли неясность определений, замысловатость терминов не чем иным, как констатацией переходного периода, свидетелями которого мы все не вольно оказались?
Именно необходимость выбора лежит в основе инсталляции Юрия Альберта Moscow Poll. Каждый из нас оказывается в положении выбора всякий раз, как видит произведение современного искусства. Сложилось так, что данная работа, сделанная художником в 2009 году, накануне определения победителей оказалась практически пророческой. События, взволновавшие страну после парламентских выборов 4 декабря 2011 года — это также право на свободу выбора, которое граждане России оказались готовы отстаивать. Заявление художника о том, что метафоричность его произведения вызвала реальное воплощение, провоцируют вторую волну аплодисментов в зале. Юрий Альберт говорит о том, стремление людей сказать свое слово констатирует не только борьбу за свободу выборов, но также борьбу за современное искусство.
«В полудемократическом обществе и искусство полусостоявшееся» — парирует художник.
И в данном контексте, быть может дело не в том, что, свобода, по словам Чуйкова, предполагает некую тайну, а в том, что русским людям настало время отстаивать свое право на свободный выбор, в том числе и в искусстве?
Текст: Долганова Е.А., кандидат культурологии
