Стас Намин представил в своем театре биографический спектакль «Нью-Йорк. 80-е. Мы». Это «лирическая исповедь» известного художника и скульптора Михаила Шемякина, в котором сам Шемякин выступает в роли автора пьесы, режиссёра и сценографа. Среди персонажей — Юрий Мамлеев и Сергей Довлатов, Петр Вайль и Александр Генис, Генрих Худяков, Елена Щапова и Рудольф Нуриев, Константин Кузьминский, Вилли Токарев и другие славные имена. Катя Карцева беседует с Михаилом Шемякиным и Стасом Наминым накануне премьеры о том веселом и трагичном времени, об известных и неизвестных личностях богемного Нью-Йорка 80-х.
Автобиографический спектакль Михаила Шемякина «Нью-Йорк. 80-е. Мы», это будет спектакль о Шемякине как о человеке и эмигранте или также как о художнике?
Стас Намин: Я думаю, что речь идет об эмиграции. Спектакль не только не о его творчестве, но и даже не о нем. Это спектакль об эмиграции через призму его видения. Там помимо него будет еще много интересных личностей, к которым автор относится с уважением, от Бродского, Нуриева и Лимонова до Довлатова и Эрнста Неизвестного.
Михаил Шемякин: Я бы сказал, что этот спектакль — это несколько страниц из дневника, но не из жизни Михаила Шемякина, а всей высланной российской интеллигенции 80-х годов. Эта пьеса о том времени, которое уже ушло и стирается из памяти людей. Это было необычное время, в котором жили, творили, радовались и страдали изгнанники из Страны Советов и всё это достойно того, чтобы быть запечатлённым.
В частности в релизе спектакля фигурирует легендарный Вилли Токарев. Можно предположить, что это будет музыкальный спектакль?
Стас Намин: Вилли Токарев здесь сыграет сам себя, ведь он жил и пел на Брайтон Бич. Споет одну-две песни, но спектакль этот совсем не музыкальный. Я бы сказал, это будет скорее трагикомическое произведение. Многие сцены будут очень смешные, особенно с сегодняшней точки зрения, но на самом деле через них контрапунктом проходит щемящая ностальгия. Этих людей лишили Родины, и они были не в состоянии приехать на денек домой, даже на похороны близких.
Если вы заметили на плакате, который нарисовал Шемякин, шрифт из Алисы в стране чудес. Это не случайно, потому что они волею судьбы попали в какую-то иную страну, страну чудес, где все к верх ногами по отношению к тому, что у них было раньше. Буквально на другой конец планеты, где люди действительно ходят вверх ногами по отношению к России.
Плакат к спектаклю Михаила Шемякина «Нью-Йорк. 80-е. Мы». Художник Михаил Шемякин. Продюссер Стас Намин.
Изгнанные со своей Родины, в этой стране чудес они были чужие, несмотря на то, что там они были известны и успешны. Поэтому они и общались своей небольшой иммигрантской тусовкой, и их беспредел был скорее от отчаяния, чем от хулиганства. Безусловно, для американцев они были русской экзотикой. Они взрывали спокойную жизнь и привычные устои. Весь город знал, что есть такая плеяда русских эмигрантов, талантливых и уникальных и внешне, и внутренне. Они были очень популярны в Нью-Йорке. Не только Бродский, Барышников, Нуреев, Неизвестный и Шемякин. Это были сумасшедшие годы изгнания. И многих из них уже нет. Они жили жизнью изгнанников, но смогли состояться как талантливые и глубокие личности, оставившие свой след в мировой культуре. И в этом была определенная трагичность. Вот, на мой взгляд, главное о чем спектакль.
Спектакль об эмиграции в наше время, мне кажется, обретает какие-то дополнительные смыслы. Сегодня очень многие вновь вынуждены покинуть Россию или думают о том, чтобы уехать. В чем на ваш взгляд актуальность спектакля «Нью-Йорк. 80-е. Мы» сегодня? И что «мы» сегодняшние можем из него вынести?
Стас Намин: Я не совсем понимаю, что значит актуальный? Интересный спектакль — это мне понятно. Люди, о которых мы говорим, они не эмигрировали, их выбросили из страны, выгнали. Это совершенно иная ситуация. Если сейчас кто-то хочет уехать, это его личное дело. Те люди, о которых спектакль, не ходили по улицам, не размышляли, эмигрировать им или нет. У них не было выбора. Разве можно их сравнивать с сегодняшними эмигрантами?
Михаил Шемякин: Мне хотелось поведать о том, что же переживают и чувcтвуют люди, изгнанные навсегда из своей отчизны, разделённые навсегда с родными, с друзьями. И что значит в их судьбе слово «навсегда». Не все изгнанники могли смириться с этим понятием и, не сумев подавить тоску по оставленному, сводили счёты с жизнью.
Конечно, ситуация была совершенно иная, безвыходная. Но сейчас подрастает современное поколение молодых художников, писателей, поэтов, которые в 80-е только родились. Это уже другие люди, с иным мировоззрением, они тоже придут на спектакль и будут пропускать его через себя, может быть эти знания и опыт будут им полезными?
Стас Намин: Каждый по-разному воспринимает художественное произведение. Кто-то делает для себя какие-то выводы, а кто-то нет. Я думаю с возрастом это не связано, а связано с интеллектом и желанием узнать, как устроена жизнь, помимо той, которой сам человек по наитию проживает. Я не думаю, что молодые люди, о которых вы говорите, никогда не читали Довлатова, не знают, кто такой Евтушенко, Нуриев, Эрнст Неизвестный. Для меня не важно какое поколение, новое или старое, будет смотреть этот спектакль. Вы ведь читаете книги? Вот вы когда Шекспира читаете, вы же не задумываетесь сколько поколений прошло после него? «Войну и мир» читаете и много чего еще и не задумываетесь о том, что пришло новое поколение и роман «Мастер и Маргарита» увидит как-то по-новому? Мы создали спектакль интересный тем людям, которым интересна история культуры своей страны.
Михаил, почему вы решили рассказать эту историю языком театра, а не мемуарами, документальным фильмом или серией картин? И сделать это именно сейчас, наверняка ведь вас давно об этом просят?
Михаил Шемякин: Вообще автобиографию меня уже лет десять просят написать. Бывают в жизни неожиданные ситуации, как например то, что Стас Намин предложил идею этого проекта и мы решили, что это было бы очень интересно его реализовать.
А почему в этой истории место действия именно Нью-Йорк, а не Париж? Этот город максимально повлиял на русскую интеллигенцию того времени, на ваш взгляд?
Михаил Шемякин: Меня арестовали и выслали в 71 году. Бродского арестовали 2-мя месяцами позднее. Он сразу поехал в Америку. А я уехал в Париж, но там на тот момент была только 1-я и 2-я волна эмиграции. 3-я волна еще только возникала на горизонте. Когда уже люди стали приезжать в Париж, я готовился вовсю к переезду в Америку. В Нью-Йорке того времени собрались «сливки» российского диссидентства — мастера балета Наташа Макарова, Рудольф Нуриев, Михаил Барышников, Саша Годунов, писатели и поэты Довлатов, Аксёнов, Кузьминский, Юпп. В Нью-Йорке была очень импульсивная жизнь, отличная от сонной Европы. Она была более захватывающей, дающая новые горизонты, и более «американской», в хорошем смысле этого слова.
Как вам кажется какие качества нужны человеку, чтобы почувствовать себя в Нью-Йорке своим? Ведь у каждого города есть своя аура и свой характер, кто-то лучше к нему приспосабливается, кто-то хуже.
Михаил Шемякин: Конечно. Если говорить о Нью-Йорке, то вы должны быть очень «зубастым», то есть уметь отстоять себя, как в советской песне пелось «при всякой неудаче уметь давайте сдачи, иначе вам удачи не видать».
В Нью-Йорке бешеный ритм, жёсткие требования. Но именно поэтому мне Америка и была интересна. То, что сегодня может пройти в России или в Европе, в Америке не пройдет.
Не потому что американцы щепетильны или капризны, нет. Они требуют лучшего. Да что тут сравнивать, возьмите Modern dance и назовите мне что-то похоже европейское или российское? Или взять Голливуд? Это не вина Голливуда, что русские торговцы закупают чушь, третьесортный товар, рассчитанный на широкого потребителя. В Голливуде снимают и массу интереснейших глубоких драм, в которых задействованы лучшие актеры, режиссеры. Америка — есть Америка. Этим сказано всё!
Ну вот кстати, если говорить об арт-рынке, то до конца 90-х годов он представлял собой абсолютную вертикаль с Нью-Йорком во главе. Но сейчас мы видим, что ситуация поменялась. Есть Китай, Бразилия, Интернет в конце концов, мировая кураторская элита интересуется искусством аборигенов, этнических меньшинств и так далее. То есть как на ваш взгляд, насколько сегодня важно или не важно место, где живет художник, чтобы быть востребованным?
Михаил Шемякин: Вы знаете, есть художники — карьеристы, а есть художники, которые просто работают. Художник, который не думает о карьере, конечно, старается избежать суеты городской, особенно Московской. А те, кто хотят продвигаться, разные модные художники, они толкутся здесь, на тусовках. Таким художникам, конечно, надо жить в таком городе. А вообще говорить о русском искусстве в контексте мирового …. на мой взгляд его просто нет. Россия и запад — это разные планеты. Если ты смотришь западные аукционные торги Сотбис, Кристис, где работы современных художников продаются за 5,10, 15 миллионов, русским художникам это пока не светит. В их полотна и скульптуры не торопятся вкладывать деньги.
В каком смысле? Потому что арт-бизнес в России не развит или потому что русские художники вторичны и обречены плестись в хвосте?
Михаил Шемякин: Никакого арт-бизнеса в сегодняшней России нет и быть пока не может. Причин для этого предостаточно. Но наверное это и к лучшему. Потому что подлинное искусство – это одно, а арт-бизнес — это иное. Многие русские художники изо всех сил пыжатся, пытаясь быть «актуальными», и разумеется выглядят на фоне того, что делается сегодня в Америке и Западной Европе жалкими и смешными провинциалами.
Путь российского изобразительного искусства – особый – мессианский. Перестав стесняться самих себя, обратившись к истокам народного искусства, к иконе, к русскому авангарду, русское искусство родит нечто новое, серьёзное и вечное.
Но для всего этого нужно прежде всего сосредоточиться на образовании. Именно поэтому я создал мой фонд, который занимается сложными просветительскими программами.
В одном я убеждена, спектакль «Нью-Йорк. 80-е. Мы» обязательно ждет успех.
Стас Намин: Успех художника – это очень эфемерный критерий. Мы работали над спектаклем и создавали его искренне и серьезно. Надеюсь, что и публика это почувствует.
Интервью: Катя Карцева
