Молодые художники реконструировали одно из ключевых событий в истории московского концептуализма – «Закрытую рыбную выставку» Игоря Макаревича и Елены Елагиной, представленную в 1990 году в загородном музее «МАНИ» (Московском Архиве Нового Искусства). Проект Макаревича и Елагиной 1990-ого, в свою очередь, являлся постмодернистской реконструкцией соцреалистической астраханской «Закрытой выставки» 1935 года, объединивший работы советских художников на тему рыбной промышленности.
В общем, получилась такая реконструкция в квадрате – гипертекст из интерпретаций, отсылок, оммажей и цитирований. Хочется отдельно отметить использующуюся во время проведения экскурсий указку в виде щуки. Потому что дьявол – в деталях.
Логика экспозиции простая и сложная одновременно: работы Елагиной и Макаревича, 20-и молодых художников, а так же архивные материалы с «Закрытой выставки» 1935 года помещены в трех тематически залах: «цех приема первичной обработки и транспортировки рыбы», «консервно-холодильный цех» и «жестяно-баночный цех».
Названия не случайны и иллюстрируют этапы: введение в исторический контекст; производственный этап, где искусство подвергается художественному анализу и, конечно, концептуальные выводы.
В одном из залов экспликации под работами отсутствуют, но есть общий список произведений. Так же зрителю предлагается найти новую работу Макаревича и Елагиной, сделанную специально к выставке. С одной стороны, это превращает посещение выставки в некий самостоятельный поиск, с другой – может дополнительно запутать. Вообще, посетителю, пропустившему, например, экскурсию или не очень хорошо знакомому с историей реконструкций, будет сложно.
Говоря о выставке в целом, а не о конкретных арт-объектах (хотя к ним это тоже может относиться), проект «Закрытая рыбная выставка. Реконструкция» — это не самое понятное и доступное искусство, непростое и не всегда самостоятельное, зачастую работающее хорошо лишь в паре с контекстом. Для художественной реконструкции это вовсе не обязательное условие, но часто встречающееся и закономерное.
Основной прием выставки – «концептуализация концептуализма» вызывает ряд вопросов. Возведение в квадрат концептуализма (как и самого формата реконструкции) – могло бы стать добротной иронией, превратившись в деконструкцию реконструкции или даже в деконструкцию концептуализма. Однако этого не происходит – серьезный подход к хронотопу, идее цитирования и интерпретации выливается не в изначально планируемое усиление эффекта, а в вещественность, необоснованное нагромождение и эстетизацию. И если Елагина и Макаревич выходят в своей выставке 1990 года в свободное пространство, лишенное «советской клаустрофобии», используя «Закрытую выставку» лишь как повод, то попытка умножить этот эффект в 2020 идейно не приводит никуда.
Так теоретически обоснованный метод «слоеного пирога» – переплетения смыслов, времен и интерпретаций — на практике не всегда является жизнеспособным и оправданным. Впрочем, восприятие и трактовка так же зависят от того, как рассматривать выставку: – как собрание студенческих работ мастерской «research-based art» Института «Базы» или как реализацию многоуровневого кураторского замысла?
Тем не менее, как раз таки работа Дмитрия Хворостова показалась мне одной из удачных работ в экспозиции и примером оправданного использования метода «слоеного пирога», реконструкцией, которая претендует на самостоятельность вне контекста выставки 1990-ого или 1935-ого. «Натюрморт-рыба, масло» Хворостова была представлена в блоке с работой Макаревича и Елагиной Натюрморт-рыба» 1990 года. «Натюрморт-рыба» Игоря Макаревича и Елены Елагиной 1990 года представляет собой вырезанный из листа металла контур рыбы с напечатанным на нем заводским способом натюрмортом.
«Натюрморт-рыба, масло» Хворостова состоит из двух частей. Первая – «Похороны дельфина», небольшой фильм о том, как Дмитрий Хворостов, путешествуя по Краснодарскому краю в 2018 году, нашел мертвого дельфина и решил его похоронить.
Поскольку один Хворостов бы не справился, он обратился за помощью к местным – так появились дополнительные герои видео: парень с веревкой, мужчина с лопатой, смотритель пляжа. Фильм, снятый почти спонтанно, как один из приемов поиска или существования художника – работа глазами, попытки найти новые образы, формы, ситуации и вдохновение – делает зрителя соучастником процесса. Дымящаяся сигарета крупным планом, шум моря, слегка трясущиеся при ходьбе руки оператора, жемчужное тело дельфина в яме, возгласы, реплики, специфические рассказы, звучащие «между делом».
Один из таких рассказов стал связующей нитью между двумя частями работы. Смотритель пляжа поведал историю, как во время Второй Мировой его дед нашел тело мертвого казака в новых хромовых сапогах, которое прибоем вынесло на берег. Решив забрать себе сапоги, дед был вынужден отрезать один из них вместе с ногой, поскольку она распухла, и повесить себе в огород, на куст шелковицы, сушиться. Так он получил пару прекрасных сапог.
Похороны дельфина не запланировано приобрели мистический оттенок, отсылая к ритуальному, древнему и даже воинствующему. По старому черкесскому обычаю, дельфину положили по камню «в ноги» и в голову, вместе с кинжалом, найденным там же, во время копания погребальной ямы.
Непринужденность рассказа смотрителя вкупе с его обыденно-чудовищным смыслом; параллельность двух историй – происходящей в данный момент, где главным субъектом выступает мертвый дельфин и произошедшей несколько десятков лет назад, где основной субъект уже даже не убитый казак, а его хромовые сапоги; получившееся мистически-ритуальным погребение немного диковинного животного – все это вместе становится совершенно отдельной, сюрреалистической сказкой. Переплетение времени, смысла, изменение семантики в зависимости от угла или способа рассмотрения – это делает историю ценной саму по себе. Наличие второй вещественной части работы «Натюрморт-рыба, масло» и возникающая связь между значимыми образами в истории культуры превращает «Натюрморт-рыба, масло» в интересную единицу искусства.
Вторая часть работы, представляющая собой сапог в виде дельфина, отсылает нас одновременно к нескольким вещам. Это и история смотрителя пляжа про трофейные хромовые сапоги, и магриттовская «это не трубка» — «Вероломство образов», 1928-1929, почти ровесница «Закрытой выставки» (а дельфин – не рыба, но на рыбной выставке… ), и отсылка к «Рассказу писательницы» — другой работы Макаревича и Елагиной.
Посетить Специальный проект VII Московской международной биеннале молодого искусства «Закрытая рыбная выставка. Реконструкция.» можно до 22 ноября, в Центре Вознесенского.
